Все придвинулись к камину, и потекла беседа. Девочки и мать продолжали работать. Боб рассказывал о чрезвычайной доброте племянника Скруджа, которого он видел только один раз. «Да, только раз, и, однако, встретив меня после этого на улице, – говорил Боб, – и заметив, что я расстроен, он тотчас же осведомился, что такое со мной случилось, что так огорчило меня. И я, – сказал Боб, – я все рассказал ему, ибо это необыкновенно славный человек. “Я очень сожалею об этом, мистер Крэтчит, – сказал он, – и душевно сочувствую горю вашей доброй супруги”. Впрочем, я удивляюсь, откуда он знает все это…»
– Что, мой дорогой?
– Что ты добрая, прекрасная жена!
– Всякий знает это, – сказал Петр.
– Ты сказал хорошо, мой мальчик, – воскликнул Боб. – Надеюсь, это сущая правда. «Сердечно сочувствую вашей доброй жене. Если я могу быть чем-нибудь полезен вам, – сказал он, – то вот мой адрес. Пожалуйста, навестите меня!» Это восхитительно, и прежде всего не потому, что он может принести нам какую-либо пользу, восхитительна прежде всего его любезность: он как будто знал нашего Тима и разделял наши чувства.
– Он, вероятно, очень добр, – сказала мистрис Крэтчит.
– Ты еще более убедилась бы в этом, дорогая, – ответил Боб, – если бы видела его и поговорила с ним. Меня, заметь, нисколько не удивит, если он даст Петру лучшее место.
– Слышишь, Петр? – сказала мистрис Крэтчит.
– А потом Петр найдет себе невесту, – воскликнула одна из девочек. – И обзаведется своим домком.
– Отстань, – ответил Петр, улыбаясь.
– Это все еще в будущем, – сказал Боб, – для этого еще довольно времени. Но когда бы мы ни расстались друг с другом, я верю, что ни один из нас не забудет бедного Тима! Не правда ли?
– Никогда, отец, – вскричали все.
– Я знаю, – сказал Боб, – знаю, дорогие мои, что, когда мы вспомним, как кроток и терпелив он был, будучи еще совсем маленьким, мы не будем ссориться в память о нем, не забудем бедного Тима.
– Никогда, отец, никогда, – снова закричали все.
– Я очень счастлив, – сказал маленький Боб, – я очень счастлив.
Мистрис Крэтчит, дочери и два маленьких Крэтчита поцеловали его, а Петр пожал ему руку.
– Дух, – сказал Скрудж, – мы должны скоро расстаться, я знаю это. Но я не знаю, как это будет. Скажи мне, кто тот покойник?
Дух будущего Рождества снова повел его вперед, как вел и прежде, хотя, казалось, время изменилось: действительно, в видениях уже не было никакой последовательности, кроме того, что все они были в будущем. Они были среди деловых людей, но там Скрудж не видел своего двойника. Дух упорно, не останавливаясь, шел вперед, точно преследуя какую-то цель, пока Скрудж не попросил его остановиться хоть на одно мгновение.
– Двор, по которому мы мчимся так быстро, был местом, где я долгое время работал, – сказал Скрудж. – Я вижу дом. Позволь мне посмотреть, что станет со мной в бу дущем.
Дух остановился, но рука его была простерта в другую сторону.
– Ведь вот дом, – воскликнул Скрудж. – Почему же ты показываешь не на него?
Но рука духа оставалась неподвижна.
Скрудж быстро подошел к окну своей конторы и заглянул в нее. Сама комната, ее обстановка были те же, что и прежде, но сидевший на стуле человек был не он. Однако призрак неизменно указывал в том же направлении.
Скрудж снова обернулся к нему, не понимая, куда и зачем ведут его, но покорился и следовал за духом до тех пор, пока они не достигли железных ворот.
Кладбище. Здесь под плитой лежал тот несчастный, имя которого предстояло узнать Скруджу. Это было место, достойное его. Оно было окружено домами, заросло сорной травой и другой растительностью – не жизни, а смерти, пресыщенной трупными соками. Да, поистине достойное место!
Дух стоял посреди могил и указывал на одну из них.
С дрожью во всем теле Скрудж приблизился к ней. Призрак оставался тем же, но Скрудж теперь боялся его, видя что-то новое во всей его величественной фигуре.
– Прежде чем я подойду к этому камню, на который ты указываешь, – сказал Скрудж, – ответ мне на один вопрос. Это тени будущих вещей или же тени вещей, которые могут быть?
Дух указал на могилу, возле которой стоял Скрудж.
– Пути жизней человеческих предопределяют и конец их, – сказал Скрудж. – Но ведь если пути изменятся, то изменится и конец. Согласуется ли это с тем, что ты показываешь?
Дух был по-прежнему недвижим.
Скрудж, дрожа, подполз к могиле, следуя указанию пальца духа, и прочитал на камне заброшенной могилы свое имя: «Эбензар Скрудж».
– Но неужели человек, лежавший на кровати, я? – воскликнул Скрудж, стоя на коленях.
Палец попеременно указывал то на него, то на могилу.
– Нет, дух, нет!
Палец указывал в том же направлении.
– Дух, – воскликнул Скрудж, крепко хватаясь за одежду духа, – выслушай меня. Я уже не тот, каким был. Я не хочу быть таким, каким был до общения с тобою! Зачем ты показываешь все это, раз нет для меня никакой надежды на новую жизнь?
Казалось, рука дрогнула – в первый раз.
– Добрый дух, – продолжал Скрудж, стоя перед ним на коленях. – Ты жалеешь меня. Не лишай же меня веры в то, что я еще могу, исправившись, изменить тени, которые ты показал мне!