Я запер кабинет, а ключ от него отдал нашей лаборантке, пожилой женщине, которую все мы звали тетей Маней и которая в моем кабинете на специальной этажерке выкармливала гусениц тутового шелкопряда.
Все, казалось, было хорошо: неожиданный подарок, экскурсия, весна… и никому не пришло тогда в голову, что в наше отсутствие кобра сумеет выбраться из ящика и устроит серьезный переполох, а меня сочтут главным виновником этого происшествия. Но… об этом немного позже.
Наскоро попрощавшись с пограничниками, я сел в автобус.
Пока мы ехали по городу, в машине было шумно: кто с товарищем спорил, кто громко смеялся, кто пытался запеть…
Но вот мы за чертой Ашхабада, и в автобусе наступает тишина — только слышится ровный рокот мотора. Повернувшись к окнам, ребята во все глаза смотрят по сторонам, где столько света, простора, и волнующих красок. Даже наш оранжево-красный автобус и тот как бы подчеркивал своим видом весеннюю прелесть земли.
На юге, одетые в мягкую траву-мураву, проплывали холмы. За ними синели неровные вершины Копетдага. А справа, почти до самого горизонта, до светлой полоски песков, привольно раскинулась зеленая лощина с какими-то домиками на ней и купами деревьев.
Потом дорога нырнула вниз и пронеслась сквозь густую веселую рощу. За этой рощей, справа, словно в танце, закружились шиферные крыши колхозного поселка. С другой стороны, вдалеке к самому подножью отуманенных гор темным малахитом прильнул поселок Багир.
Затем дорога надвое рассекла бесконечный фруктовый сад и так летела до самого въезда в душистую прохладу Фирюзинского ущелья.
Справа и слева мелькали темные стволы карагачей, над которыми круто возносились серые и желтые скалы. Дорога быстро извивалась между ними. И скалы то вставали на нашем пути, то медленно, как бы с неохотой расходились в стороны, пропуская нас вперед.
Ущелье кончилось внезапно.
Вскоре на развилке дорог машина, свернув направо, покатилась вниз по горной долине.
Кончился этот спуск у въезда в местечко Чули, в небольшой дубовой роще, которую наискось пересекла звонкая речка Чулинка.
Недалеко от нее в укромном уголке мы расчистили от камней ровную площадку для палаток и сложили в них вещи.
Управившись с хозяйственными делами, приготовили обед. Мы ели из общего котла. Ах, какой вкусный, какой аппетитный был обед! Наверно, ни один самый искусный повар в мире не смог бы приготовить такого обеда.
После отдыха определили маршруты пеших походов, назначили дежурных по кухне и на ночное время.
Вечером долго сидели у костра, толковали на разные темы, спорили. Когда голоса затихли, было слышно, как о чем-то сонно и мрачновато бормочет Чулинка.
Наутро чуть свет — в поход. Было решено обследовать сухие балки к востоку от нашего лагеря.
Я иду впереди. За мной цепочка юннатов — светлые кепи, панамы, широкополые сомбреро. У каждого, как и положено, за плечами — рюкзак, в руках — сачки.
Вершина горы вспыхивает оранжевым блеском, а на склонах, в извилистых складках еще лежат фиолетовые тени.
Воздух прозрачен. Дышится легко. Ребятам такие походы нравятся. Польза от них немалая. Они не только закаляют физически, но и обогащают знаниями о природе. Как руководитель и старший по возрасту, я стараюсь передать ребятам свой опыт натуралиста, научить их зоркости, вести записи наблюдений.
Спускаемся в балку. Вся она заросла серыми кочками полыни, ершистым яндаком и круглыми, как шапки, кустами бурьяна.
Балка извивается вдоль горного склона.
Я сбавляю шаг. Ребята идут со мной рядом.
— Ну, вот, — говорю я им, — можно, пожалуй, и начинать…
Они разбегаются по дну балки, обшаривают каждый куст, заглядывают в норы, переворачивают камни.
Проходит немного времени… и раздаются радостные возгласы наиболее удачливых охотников. Один за другим они подбегают ко мне, чтобы показать свои трофеи.
Чего тут только нет!.. Жуки, кузнечики, быстрые ящерки, горные и степные агамы, длинноногие сцинки, золотистые мабуйи. Есть и бабочки: голубянки, пяденицы, желтушки.
Из одной балки мы переходим в другую, и тут ребята резво гоняются за своей добычей. Время пролетает незаметно. Уже и солнце клонится к западу. Ребята умаялись, вспотели.
Мы направляемся в лагерь.
Подойдя к шоссе, я вдруг замечаю на обочине несколько маленьких воронок.
«Интересно, знают ли юннаты, кому принадлежат эти воронки?»
На мой вопрос долго никто не отвечает. Наконец, кто-то нерешительно произносит:
— Кажется, там чертик живет. А какой он, не знаю.
— Да. Так иногда называют обитателя вот такой лунки, — говорю я ребятам. — А по-научному — это личинка муравьиного льва.
Услышав про льва, юннаты настораживаются — это интересно. Ведь речь идет про личинку какого-то льва. И всем захотелось поглядеть на эту личинку.
Прежде чем удовлетворить любопытство моих юных друзей, я прошу их принести хотя бы одного или двух муравьев. На поиски уходит много времени (когда нужно, и муравья не сыщешь сразу). Наконец, его находят. Я бросаю муравья в песчаную воронку и в ту же секунду на ее дне кто-то ворохнулся, выставив кверху темные крючья. Муравей, схваченный ими, исчез под слоем пыли.