– Он вел себя странно, – сказал Джеймс. – Напился, но дело было не только в этом. Он всегда очень много говорил о работе, был на ней зациклен. Но вчера, казалось, он был поглощен какой-то личной проблемой. Мне показалось, у него что-то типа небольшого срыва. Звучит бестактно, но я был слишком уставшим, чтобы разбираться в этом, и меня все еще могли вызвать на работу. В итоге я оставил с ним Эм. Не знаю, добилась ли она от него чего-нибудь путного.
– Добилась, Эмма? – спросил Роберт. Он сидел довольно спокойно и следил за ходом беседы. Вера не могла понять, в чем дело. Его сына убили, но она не чувствовала в нем никакого горя. Чудовищный самоконтроль. Возможно, как-то связано с его верой. Дэн Гринвуд сказал, что Уинтер протестант. Ей всегда казалось, что это клоуны, размахивающие руками на своих шоу, но на службе в церкви, на которой она была, не было ничего похожего. Может, он считал, что неправильно горевать по сыну, который теперь был вместе с Создателем? Может, поэтому он сидел неподвижно, словно окаменел?
– Мы поговорили, – сказала наконец Эмма. – Как и сказал Джеймс, он сильно напился. Толком ничего не сказал.
Вера с пониманием кивнула, но почувствовала то возбуждение, ради которого пришла на эту службу, ради которого продолжала работать.
– Сколько лет было Кристоферу, когда умерла Эбигейл Мэнтел? – спросила она.
– Четырнадцать, – ответила Эмма. – Он был на год младше меня.
– Он ее знал?
– Видел нас вместе. И в школе.
– В то воскресенье, в день, когда вы нашли тело, Кристофер был дома?
– Он ходил с нами в церковь, – сказал Роберт. – Потом мы все пообедали. Когда Эмма ушла, он все еще был здесь. Погода была не для прогулок.
– Следователи с ним разговаривали?
– Не помню, – нахмурился Роберт. – Конечно, они приходили сюда тем вечером, говорили с Эммой. Предполагаю, что они говорили и с Кристофером, но не помню этого.
– В любом случае это должно быть в записях, – сказала Вера, хотя и не была в этом уверена. В деле Мэнтел было больше дыр, чем в рыбацкой сети. И пахло оно не лучше. – Но если он был дома весь день, он не мог видеть ничего, что сделало бы его угрозой для убийцы. Понимаете, к чему я?
– Я сказал, он был тихим мальчиком, но смелости у него хватало, – ответил с раздражением Роберт. – Если бы он видел что-нибудь подозрительное, он бы об этом сказал.
– Знаете, все могло быть немного иначе. – Вера сидела, облокотившись о стол. – Полиция очень быстро арестовала Джини. Причин сомневаться в их решении не было. Не только дети считают, что мы не совершаем ошибок. Если и было что-то, указывавшее на другого, он мог не придать этому значения.
– До недавнего времени, – тихо сказал Джеймс. – Пока не стало очевидно, что следствие допустило ошибку. Тогда он мог что-то припомнить. Он не говорил ни о чем таком вчера вечером, Эм?
Эмма покачала головой.
– Он говорил не особенно связно, но нет, мы не обсуждали убийство Эбигейл. По крайней мере, не в деталях.
– Кроме того, – сказал Роберт, – мы уже установили, что Кристофер был с нами весь день в то воскресенье. Он не мог видеть или слышать ничего важного. – Вера подумала, что он говорит как невозмутимый школьный учитель, который пытается вложить очевидную мысль в голову тупого ученика.
– Из его спальни было видно поле, на котором я нашла Эбигейл, – медленно сказала Эмма. Она повернулась к Вере. – Его спальня была на самом верху дома. Потом той ночью мы наблюдали из окна за прожекторами и этими учеными в белых защитных костюмах. Прямо как сегодня. Мы смотрели, как они уносят тело Эбигейл. – Казалось, она растворилась в воспоминаниях.
– Он подолгу сидел у себя в спальне?
– Часами, – ответил Роберт, более раздраженный, чем когда-либо. – Я уже объяснил. Он был не из тех мальчиков, кому нужна компания.
Вере показалось, что Эмма хотела что-то сказать, но передумала. Вера резко встала, царапнув ножками стула по кафельному полу.
– Хватит на сегодня, – сказала она. – Поговорим завтра снова. – Она коснулась руки Эммы. – Прежде чем мы пойдем, покажете мне, где парень спал раньше?
Эмма передала ребенка Джеймсу и повела ее наверх. Когда они дошли до середины лестницы, послышался плач ребенка. Эмма остановилась, но потом плач стих, и она пошла дальше.