— Твой Денис Альбертович совершенно не разбирается в психологии, особенно в женской, — констатировала Елена, когда Данилов за завтраком рассказал ей о пари. — Нельзя же понимать все так примитивно! Если женщина после крушения надежд осталась старой девой, то она еще может испытывать какие-то негативные чувства к своему бывшему, а вот если она вышла замуж и родила детей, значит у нее все хорошо, и она не держит камня за пазухой! Как бы не так! А что, если она не любит своего мужа, страдает в браке и каждый день с тоской думает о том, что все могло бы сложиться иначе? Может, ей и на детей смотреть безрадостно, потому что они похожи на нелюбимого мужа? Вот лично я, на его месте, в первую очередь заподозрила бы свою бывшую, особенно с учетом того, что она работает в аптеке!
— У него другой ход мыслей, — сказал Данилов. — Он не считает ее коварной.
— Можно подумать, что он хорошо ее знает! — Елена усмехнулась и как-то необычно посмотрела на Данилова. — Он помнит двадцатилетнюю влюбленную девочку, которая может быть совсем непохожей на ту женщину, которая сейчас его ненавидит. Все зависит от того, кто именно стал инициатором расставания. Возьмем, для примера, нашу с тобой историю. Инициатором была я и когда я поняла, что брак с Юрием был большой ошибкой, то в первую очередь я злилась на себя…
— Ты понимала это еще до бракосочетания, — проворчал Данилов. — Твой первый брак носил воспитательно-тренировочный характер…
— Вот еще один типичный пример мужского мышления! — Елена в сердцах отодвинула от себя чашку с недоеденным салатом. — Ты что, серьезно думаешь, что я вышла замуж за Юрия, чтобы воспитать тебя? Так все просто, да? Нет, на самом деле все было гораздо сложнее! Но дело не в этом, а в том, что я, в первую очередь, злилась на себя. На тебя тоже злилась, но гораздо меньше. А вот если бы это ты меня бросил, да еще и на пороге ЗАГС-а, то тогда все было бы иначе…
— Елена Сергеевна однажды задержалась бы на подстанции допоздна, дождалась бы возвращения одиннадцатой бригады, — зловещим голосом начал Данилов, — и сделала смертельную инъекцию задремавшему в кресле доктору Данилову. А использованный шприц подложила бы в шкафчик доктору Сафонову, с которым у Данилова была лютая взаимная неприязнь…
— С кем у тебя была неприязнь? — спросила дочь, пришедшая на кухню с видом человека, приговоренного к смертной казни; по будням Мария Владимировна просыпалась с огромным трудом, но зато по выходным вскакивала в начале седьмого полной сил и энергии.
— Папа уже рассказывал эту историю! — сказала Елена. — Давай ешь быстрее свой бутерброд, а то я из-за тебя снова на работу опоздаю.
— Ты начальница, тебе можно, — успокоила дочь, беря обеими руками трехэтажное сооружение из хлеба, колбасы, сыра и зелени.
— Ошибаешься! — нахмурилась Елена. — Руководители должны подавать пример подчиненным. Если ты требуешь соблюдения дисциплины от других, то в первую очередь должна соблюдать ее сама…
Данилов заговорщицки подмигнул дочери — сама напросилась на нотацию, никто тебя за язык не тянул. Думая о своем, он быстро допил кофе, чмокнул Машу в макушку и ушел на работу. До метро шел не спеша, наслаждаясь той волшебной атмосферой, которая бывает в самом начале весны, когда зима все еще продолжает злиться и временами совершает контратаки, но изменить расклад сил в свою пользу не может.
— Зима всегда длинней себя самой, — негромко, но с выражением, сказал Данилов, аккуратно обходя лужи, образованные тающими снегами. — Года — и те быстрее тают… Помрешь, покамест встретишься с травой… Предатели грачи, что улетают…
В наше мобильное время человек, который разговаривает сам с собой, никого не удивляет — все думают, что он разговаривает по телефону. И это хорошо, просто замечательно. Можно позволить себе декламировать любимые стихи, не привлекая внимания окружающих.
— Я с ноября уже вычеркиваю дни, а с декабря живу в предчувствии апреля… — из озорства, Данилов перепрыгнул одну лужу, правда приземлился благоразумно — на здоровую «непротезированную» ногу. — Моя весна — не май, весна — они, в глубоком январе случайные капели…[44]
Случайные капели, обрадованные тем, что о них вспомнили, тут же пролились на декламатора, норовя забраться под воротник куртки, но эта диверсия им не удалась.