Расследование доктора Данилова

— Я смотрю — тебе это занятие понравилось, — усмехнулась Елена. — Не хочешь с ним завязывать, вопросы какие-то придумываешь. Какие могут быть вопросы, если виновница установлена и задержана?

— Да остался один, — увильнул от прямого ответа Данилов. — А занятие и впрямь интересное, затягивает. До сих пор в моем послужном списке были только воры, а теперь к ним добавилась убийца.

— Каких это воров ты ловил? — Елена удивленно посмотрела на Данилова. — Когда? Где? И почему я об этом не знаю?

— Не ловил, а разоблачал, — уточнил Данилов. — Первого — в самом начале работы на «скорой». Он лазил ко мне в шкаф за сахаром, причем не одалживался ложечкой-другой, а брал по-крупному. Сахар — мелочь, но было очень неприятно сознавать, что кто-то шарит в моем шкафчике. Камер наблюдения тогда не было, пришлось искать другие способы. Сосед, работавший на производстве газированных напитков, принес мне немного ацесульфама калия. Это, если ты не в курсе, убойный подсластитель, в двести раз слаще сахара. Я подсыпал к сахару магнезии,[47] отлакировал ацесульфамом, чтобы не горчило и оставил баночку в шкафчике. Вором оказалась диспетчер Галя, жена преуспевающего автомеханика, у которой было все, в том числе и три шубы — лисья, беличья и норковая. Я бы скорее на заведующего подстанцией подумал бы, чем на нее. А вот же!

— Такие фокусы и мне знакомы, — Елена смущенно улыбнулась, — правда, ацесульфам я не использовала, обошлась сахарином. Но, на мой взгляд, того, кто отсыпал у коллеги сахару или кофе, нельзя называть «вором». Это не воровство, а скорее… хм… рукоблудие.

— Сегодня сахару отсыпал, а завтра деньги из кошелька вытащил, — возразил Данилов. — Дело в принципе, в том, что человек может позволить себе брать чужое, а не в размерах украденного. Помнишь, как доцент Лисоволенко отчитал Диану Брюшкову, когда та попросила дать ей для наблюдения вместо бомжа, какого-нибудь приличного пациента?

Доцент кафедры факультетской терапии Артем Богданович Лисоволенко в юности дважды пытался поступать в Щуку.[48] Обе попытки оказались неудачными. Срочную службу Лисоволенко оттрубил в санитарах, что и определило его дальнейший жизненный путь. После демобилизации он поступил в Третий мед, затем прошел испытание ординатурой и аспирантурой, но любовь к искусству сохранил. Если он хвалил кого-то из студентов или же, напротив, отчитывал, то делал это так, словно стоял на сцене.

— О, что я слышу?! — воскликнул Лисоволенко, когда студентка Брюшкова захотела другого «кролика» (так циничные студенты называли пациентов, которых им давали для наблюдения и несамостоятельного лечения). — Вы не желаете лечить бомжей?! А как же высокие идеалы гуманизма, без которых в медицине делать нечего?! Слышали бы вас Пирогов и Василенко! Умоляю вас пересмотреть свои жизненные цели, пока еще не поздно! Если вам нравится носить белый халат, то может, лучше податься в парикмахеры? У парикмахеров чистая работа и пахнет одеколоном…

Закончив свое выступление, Лисоволенко обвел взглядом студентов, и уже без театральщины сказал:

— Сегодня не лечим бомжей, завтра — пьяных, послезавтра — стариков, потому что им и так скоро помирать, потом перестаем лечить тех, чья физиономия нам не понравилась… Дальше продолжите сами и вывод тоже сделайте самостоятельно.

Елена задумчиво наморщила лоб, а затем отрицательно покачала головой.

— Лисоволенко помню, Диану помню, я одно время ее к тебе ревновала, пока не поняла, что ты на дур не западаешь, а вот такого случая не припоминаю. Привет, склероз! А может, меня в тот день не было на занятиях?

— Может и не было, — поддакнул Данилов, прекрасно помнивший, что Елена во время доцентского монолога стояла рядом с ним. — А что касается настоящих воров, которые деньги крадут, то таких мне тоже разоблачать приходилось. Самый интересный случай был в Севастополе. Неужели я тебе не рассказывал?.. На центральной подстанции у сотрудников из кошельков, которые лежали в шкафчиках, начали пропадать деньги, причем не полностью, а частично. Люди сначала грешили на своих домашних, обычно же это мужья-пьяницы и дети-шалопаи понемногу из кошелька тянут. Но когда случаи начали повторяться, стало ясно, что тырит кто-то из своих. Я вспомнил твой рассказ о том, как заведующий восьмой подстанцией поймал вора «на живца» и решил сделать то же самое. Положил бумажник с мечеными купюрами в шкаф, дождался пока из него уведут пятнадцать тысяч, и утром, на конференции, попросил всех предъявить ладошки для просвечивания. Вором оказался один из фельдшеров. Парнишка был хитрованом — у самого себя кражу инсценировал, чтобы подозрения отвести.[49]

— Деньги-то он тебе вернул? — деловито поинтересовалась Елена.

— Вернул, — кивнул Данилов. — А если бы и не вернул, то ничего страшного. Опер, от которого я получил порошок, дал мне несколько фальшивых купюр, которые на первый взгляд невозможно было отличить от настоящих. А тот, кто по шкафчикам шарит, долго свою добычу не рассматривает.