Расследование убийства Российской Императорской семьи. Избранные главы

Царя охватывала скорбь, когда он видел, что новая власть делала с русскими солдатами. Отсюда шла его ирония по отношению к Панкратову, которому он дал прозвище «маленький человек» (Панкратов действительно был невысокого роста).

В чем же была причина неограниченной власти Панкратова?

Показания Кобылинского:

«Панкратов привез бумаги, подписанные Керенским, и в них говорилось, что я поступаю в полное распоряжение Панкратова, и что я должен выполнять его приказы».

Я спрашивал об этом самого Керенского. Он отвечал мне так:

«Главным лицом, представлявшим в Тобольске власть Временного правительства, был Панкратов, назначенный мною. Затем, по его ходатайству и по его рекомендации, ему был назначен помощником Никольский, мне неизвестный». Я далек от того, чтобы утверждать, что только поведение Панкратова и Никольского разложило гарнизон. Большую роль в этом сыграли и материальные причины. Когда гарнизон покидал Царское Село, чтобы ехать в Тобольск, Керенский сказал солдатам: «Помните, что лежащего на земле противника не добивают; ведите себя корректно и не будьте хамами!» Одновременно он пообещал им, что они будут получать паек по петроградским ставкам, которые были выше, чем в Омске и в Тобольске, зависевшем от него в военном плане. А еще он пообещал им суточные деньги. Но ничего не было: ни пайка, ни суточных. Таким образом, раздраженные солдаты были приготовлены к восприятию большевистской пропаганды, старавшейся дискредитировать Временное правительство.

Но были и другие причины. Это была углубляющаяся разруха в стране, которую объясняет ее история. Исследования в этой области не являются целью моей работы. Но я должен отметить, что Тобольск тоже пострадал. Старые солдаты покинули гарнизон, а рекруты, прибывшие из Царского Села, чтобы их заменить, – это уже были большевики.

Власть в Тобольске Панкратова и Никольского продолжалась довольно долго. Они пережили Временное правительство, оставались комиссарами и после прихода к власти большевиков. А потом их выгнали сами солдаты, обольшевичившиеся в основной своей массе, и это произошло 9 февраля 1918 года.

§ 4

По просьбе Императорской семьи, Макаров прислал из Царского Села вино «Сен-Рафаэль», которым пользовались как лекарством. Когда вино прибыло, и Никольский увидел ящики, он собственноручно вскрыл их и перебил топором все бутылки. Свидетельница Эрсберг заявила, что солдаты ругали его за это и называли «идиотом».

Для детей жизнь в доме была скучной. Им хотелось на воздух. Но они должны были оставаться во дворе, отгороженном высоким забором. Их тянуло посмотреть наружу, как живут свободные люди на этой улице «свободы». Никольский заметил это и решил пресечь подобное нарушение правил. Теглева рассказывает:

«Один взрослый человек (это был Никольский) имел глупость и терпение долго из окна своей комнаты наблюдать за Алексеем Николаевичем; и, увидев, что тот выглянул через забор, поднял настоящий скандал».

Кобылинский добавляет:

«Он прибежал на место, разнес часового и в резкой форме сделал замечание Алексею Николаевичу. Ребенок обиделся на это и пожаловался мне. Я тогда потребовал от Панкратова, чтобы он унял абсурдное усердие Никольского…»

Кобылинский также рассказывает:

«Когда два комиссара приехали, Никольский тут же удивился нашим порядкам. «Как это у вас люди из свиты и прислуга так свободно выходят? Это недопустимо. Так они могут впустить посторонних. Нужно каждому выдать пропуск!» Я попытался отговорить его от этого, объясняя, что часовые и так прекрасно всех знают. Никольский тогда мне ответил: «А нас разве, бывало, не заставляли фотографироваться и в профиль и в анфас? Надо им сделать то же самое!»

Никольским руководила ненависть. И в своей злобе он опускался до мести не только императору, но и всему его окружению.

И что узнавали солдаты из «выступлений» Никольского? Что внушало им его отношение?

Первое, на что обратилось их внимание, были детские качели. Они стали выцарапывать штыками на доске качелей надписи. Царевич однажды принялся их читать, но отец не позволил ему закончить и попросил Долгорукова убрать доску.

Снова, как и в Царском Селе под влиянием прапорщика Домодзянца, солдаты перестали отвечать на приветствия Императора. Однажды он поздоровался с одним солдатом: «Здорово, стрелок!». А тот, по свидетельству Эрсберг, заявил ему: «Я не стрелок, я – товарищ!»

«Однажды, – рассказывает Кобылинский, – Император надел черкеску с кинжалом на поясе. Солдаты увидели это и подняли страшный шум: «Надо обыскать задержанных; у них есть оружие!» Не знаю как, но я сумел урезонить эту банду наглецов. Потом я пошел просить Императора отдать мне кинжал, объяснив ему, что произошло. Он мне его отдал…»

Позднее солдаты переключили внимание на единственное развлечение Императорской семьи – на ледяную гору… Увидев однажды, как на нее поднимались государи, желавшие проводить старых верных солдат, оставшиеся ночью ее срыли.