Расследования Берковича - 1

— Да, — согласился Хутиэли. — Она могла прийти в шляпе, повесить ее на общей вешалке в холле, а потом, уезжая с вами, надеть…

— Уезжая со мной! — нервно поводя плечами, буркнул Бокштейн. — Господи, какая глупость! Кто-нибудь видел эту проклятую шляпу на этой проклятой вешалке?

— Нет, — признал инспектор. — Но никто не может сказать, что ее там не было. Люди просто не обращали внимания.

— Ну так найдите свидетеля, который хоть что-нибудь знает точно! — вскричал Бокштейн.

Беркович наклонился к уху инспектора и сказал вполголоса:

— Пожалуй, я попробую отыскать такого свидетеля.

— Где? — нахмурился Хутиэли. — Оперативники опросили всех, кто был на вечеринке.

— В отеле есть замечательная парикмахерская, — сказал Беркович. — Я знаю, там работает Натали Осинская, она из России, прекрасно разбирается не только в прическах, но и в туалетах, ведь ей приходится…

— Послушай, Борис, — недовольно сказал Хутиэли. — При чем здесь твоя знакомая? Она не была на вечеринке, что она…

— Вы позволите, я приглашу ее подняться, если она в утренней смене?

— Твое упрямство мне известно, — пожал плечами инспектор. — Пригласи, только не сюда. Я сейчас спущусь в холл.

Через несколько минут Хутиэли был представлен яркой блондинке лет тридцати, грациозно подавшей инспектору руку — жест был таким царственным, кто Хутиэли, сам от себя не ожидая, наклонился и поцеловал женщине пальцы.

— Натали, скажи ему, — потребовал Беркович. — Я, как ты понимаешь, не авторитет…

— Боря описал мне костюм, в котором была вчера бедная девушка, — сказала Осинская. — Так я вам официально заявляю, и можете занести это в протокол, я готова сказать это и на суде под присягой: если Маргарет Коэн была в здравом уме, то приехала на вечеринку без шляпы. А она, судя по описанию ее костюма, была именно в здравом уме и хорошо разбиралась в вечерних туалетах. К ее костюму шляпа подходит так же, как седло — корове.

— Так, — озадаченно сказал Хутиэли. — Но ведь шляпу нашли в…

— Мейергофф сам ее и подбросил после того, как Бокштейн вернулся в отель, — предположил Беркович. — Ему ведь нужно было сфабриковать улику против приятеля!

— Но ведь он тоже английский аристократ, — сказал инспектор. — Он тоже должен был понимать, что к вечернему платью…

— Судя по Бориному описанию, — улыбнулась Осинская, — этот Мейергофф далеко не аристократ. Этакий выскочка… Зеленая рубашка и серые брюки, фи! Да и Бокштейн этот тоже… Это скорее еврейская аристократия, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Еврейская аристократия, — пробормотал инспектор, — это мы с Борисом. Подумать только, на какой ерунде прокалываются убийцы…

— Ерунда? — воскликнула Осинская. — Да вы знаете, что в жизни нет ничего важнее правильно подобранного туалета?

Кофе у костра

— Сержант, — сказал инспектор Хутиэли, — ты не хотел бы заняться научной деятельностью в области криминалистики?

— Если вам не нравится, как я работаю, — отозвался сержант Беркович, — и вы хотите от меня избавиться, скажите сразу, я не обижусь.

— Вот еще, — возмутился инспектор. — Просто я знаю, что все русские любят заниматься наукой. Статистика: в вашей алие процент научных работников в пять раз выше, чем в среднем по стране.

— Положительные стереотипы ненамного лучше отрицательных, — вздохнул Беркович. — «Все русские репатрианты — ученые» звучит примерно так же, как «Все русские женщины — проститутки».

— Что за аналогия, сержант!

— Простите, инспектор, но я просто возмущаюсь, когда…

— Все, я понял. Вы, русские, не любите обобщений.

— Не любим, — ехидно сказал Беркович. — Причем — все.

— Подумать только, — вздохнул инспектор. — Какие страсти, а ведь я хотел только сказать, что было бы неплохо разобраться в таком сугубо научном феномене: почему львиная доля преступлений приходится на время с трех до пяти часов ночи, когда каждому нормальному человеку, даже если он полицейский, сильнее всего хочется спать.

— Час Быка, — пояснил сержант. — Темные силы сгущаются перед рассветом.

— Вот именно… Для Ицхака Айзенберга темные силы сгустились слишком плотно.

— В чем дело? — резко спросил сержант. — Кого-то убили?

— Да, — кивнул инспектор. — Сегодня между тремя и четырьмя часами. Извини, я не стал поднимать тебя с постели, я не такой садист, как некоторые мои коллеги. Поехал сам.

— А кто тот садист, который поднял с постели вас? — осведомился сержант.

— Дежурный по управлению. Быть садистом ему положено по служебной инструкции.

— Так что произошло с этим Ицхаком Айзенбергом?

— Его убили, — сообщил Хутиэли. — Ударили по голове камнем и проломили череп. Главный и пока единственный свидетель дожидается в приемной, пока я тут с тобой обсуждаю проблему ночного сна.

— Хотите, чтобы я участвовал в допросе?