— Все спокойно? — спросил он у дежурившего здесь полицейского, имя которого было Берковичу не известно.
— Да, инспектор, — был ответ. — Сидит, смотрит телевизор.
Беркович вошел в номер. Француз действительно сидел в кресле и наблюдал за футбольным матчем. Увидев инспектора, Вернье вскочил на ноги и заричал:
— Послушайте, это нарушение всех прав! Почему я должен сидеть в номере? Какое я имею отношение…
— Минуточку, месье, — прервал француза Беркович. — Если не ошибаюсь, вчера вы, как другие полуфиналисты, были награждены майками фирмы «Элит», верно? Вы еще в них фотографировались.
— Ну, — буркнул Вернье, сбавив тон. — И что?
— Не могли бы вы надеть эту майку? Я ведь вчера не присутствовал ни на соревнованиях, ни во время съемок…
— Вы что, издеваетесь? — вскинулся Вернье. — Почему я должен перед вами представление устраивать?
— Потому что я вас об этом прошу, — спокойно отозвался Беркович. — Вы ведь не выбросили свою майку, это все-таки подарок спонсора?
Вернье пожал плечами и направился в ванную, откуда вернулся в цветастой майке с надписью «Нам хорошо с „Элит“».
— Великовата, пожалуй, — скептически сказал Беркович. — Какой это размер, самый большой, наверное?
— Да что вы от меня хотите? — неожиданно запаниковал Вернье. — При чем здесь размер?
— Да вот, поглядите, — инспектор вытащил из кармана фотографию четырех спортсменов и положил на стол перед французом. — Здесь майка на вас в обтяжку, потому что это ваш размер. Та, что сейчас на вас, на пару размеров больше, и висит мешком. Но зато на Баскере она была бы в самый раз. Как на фотографии, верно?
Вернье, как завороженный, смотрел на инспектора, а Беркович медленно, создавая нужный эффект, вытягивал из полиэтиленового пакета, майку, взятую из шкафа в комнате Баскера.
Издав сдавленный крик, Вернье бросился к двери, но попал в объятия полицейского и сник.
— Если бы он не сделал этой ошибки, — сказал Беркович инспектору Хутиэли, вернувшись в управление, — у нас не было бы ни единой улики. Вернье ведь действительно убил соперника из зависти — понимал, что, пока Баскер жив, ему ничего не светит. А убив, не мог отказать себе в удовольствии и нацепил на себя майку соперника, а свою сунул ему в шкаф. Все бы хорошо, но Вернье меньше Баскера, чужая майка висела на нем мешком, но разве убийца мог думать в тот момент о такой мелочи?
— Да, — философски заметил Хутиэли, — убийцы всегда попадаются на мелочах. А наша с тобой обязанность — эти мелочи не упустить из вида.
Заброшенный сад
Субботний вечер Берковичи провели в гостях у Наташиных родителей. Это необходимое мероприятие приходилось устраивать не реже одного раза в месяц, хотя инспектор предпочел бы вообще не видеться с этими лощеными, много о себе воображающими людьми, которым не было дела до собственной дочери и ее мужа, посвятившего жизнь такому нелепому занятию, как розыск преступников.
Каждый раз, покидая квартиру родителей в Петах-Тикве, Наташа говорила:
— Сегодня ты был молодцом. Ни одного грубого слова. Но мог бы и взгляды хоть немного сдерживать.
— В следующий раз я просижу весь вечер с закрытыми глазами, — со вздохом произносил Беркович, и на этом обсуждение считалось завершенным.
Дома Наташа заварила свежий чай и позвала мужа на кухню посидеть вдвоем и прийти в себя после вечернего стресса. Телефон зазвонил, когда Беркович сделал первый глоток.
— Извини, что отрываю тебе от семейного очага, — это был голос инспектора Хутиэли. — Собственно, если хочешь, можешь не ехать. Просто я подумал, что тебе это будет интересно.
— Инспектор, — сказал Беркович. — Вы бы объяснили для начала, о каком деле идет речь.
— Умер адвокат Хаим Вунштейн, и тут есть очень сомнительные обстоятельства.
— Тот, что защищал Рожанского по делу о подделанных векселях?
— Вот именно.
— Убийство?
— Однозначно — нет. Умер своей смертью в присутствии свидетеля. Этот свидетель и позвонил в «скорую», а врачи вызвали полицию.
— Что за свидетель?
— Некий Шрайман, биржевой маклер, никогда прежде к Вунштейну не обращавшийся. Пришел поговорить о деле, и адвокат умер у него на глазах.
— Но… — протянул Беркович. — Вы действительно думаете, что речь идет о криминале?
— Наш общий друг Рон Хан утверждает, что Вунштейн умер от страха. Собственно, я тоже такого мнения. Уверен, что и тебе придет в голову эта мысль, когда ты увидишь покойного. Впрочем, если тебе не интересно…
— Интересно, конечно, но… — Беркович покосился в сторону внимательно слушавшей разговор Наташи и сказал: — Хорошо, я буду через полчаса. Скажите адрес.
— В такой вечер ты оставляешь меня одну? — сухо осведомилась Наташа, когда муж положил трубку.
— Понимаешь, — смущенно сказал Беркович, — после посещения тестя с тещей мне необходимо проветрить мозги, а тут такое дело… Не сердись, хорошо?