Расследования комиссара Бутлера

Итак, на прежних встречах эти четверо имели возможность убить Кацора, но не имели причины. А на последней — имели причину, но никакой возможности. А может, и причины не было? Комиссар подумал, что слишком рано удовлетворился найденным объяснением — предательством Кацора. Не было ли это простым совпадением? И причина убийства была в ином? Тогда — у кого из четырех?

— Представь себе мое положение, — говорил мне Роман Бутлер. — Распутать дело нужно было буквально с ближайшие часы, чтобы не вызвать в стране политического кризиса, да еще в разгар предвыборной кампании. И — никаких зацепок. Ни орудия преступления, ни причины, если говорить серьезно. Все четверо подозреваемых вели себя безупречно. Они не покидали своих домов, потому что я их просил о таком одолжении, хотя могли ведь и плюнуть на мои просьбы. Они не натравили на меня своих адвокатов, хотя могли использовать массу средств, чтобы мешать мне продвигаться в нежелательном для кого-то из них направлении. Они отвечали на любой мой вопрос, когда он приходил мне в голову. Я только поднимал трубку видеофона… Более того, они предоставили мне право воспользоваться памятью своих компьютеров — им, мол, нечего скрывать от следствия.

Ты ж помнишь, газеты писали о смерти Кацора, но версия об отравлении оставалась секретом следствия — журналистам сказали, что депутат умер от острой сердечной недостаточности. Долго так продолжаться не могло…

К полудню следующего дня я был вымотан настолько, что не мог открыть глаза. Мои ребята сделали даже больше того, что позволяли физические возможности. В моем компьютере образовались сотни новых файлов и десятки версий, которые аналитическая программа придумывала и отвергала без моего участия. Время от времени, когда меня посещала новая идея, я смотрел на экран, и компьютер показывал мне, почему эта идея не стоит ломаного шекеля…

Я привык к тому, что в начале расследования возникают ложные следственные ходы, и нужно их вовремя распознать. В этом деле следственных ходов было столько, что и без распознавания было ясно, что все — ложные. Не понимаешь? Объясняю. Если возникает шесть версий, то пять из них наверняка ложные, а у шестой есть достаточно высокий шанс оправдаться. Остается выбор — какая. А если версий триста девяносто шесть, то вероятнее всего неверны все, поскольку все до единой построены на недостаточных основаниях…

Честно скажу, меня рассуждение комиссара Бутлера не убедило. Но я-то рассуждал как капитан Гастингс, а Бутлер, согласитесь, в своем деле не уступает Пуаро. И все же… По-моему, вполне могли эти четверо убить бедного Кацора и чашки вымыть. Нет, не из за предательства — Бог ты мой, если бы членов кнессета убивали из-за того, что они перебегают к оппозиции или, наоборот, к коалиции, так все сто двадцать депутатов давно покоились бы на горе Герцля. И не возникло бы вопроса — кто убил. Все убили бы всех. Так я думаю. Причина была иной. И четверо ее знали. А мой сосед Бутлер со всеми своими полицейскими компьютерами — не знал. Вот и все.

Естественно, я высказал свое мнение Роману и тут же получил полный афронт: Бутлер напомнил, что версия коллективного убийства была одной из первых, и отбросили ее именно по причине полной неуязвимости. Никакого парадокса: если эти господа действительно имели веские основания убрать Кацора, стали бы они привлекать внимание к себе? А что произошло на вилле, если не привлечение всеобщего внимания? Ведь никого, кроме них, там не было. Господи, да наняли бы киллера, который подложил бы в «тойоту-электро» Кацора бомбу, и бомба взорвалась бы, когда депутат поднимал машину с площадки… В приличных странах так и поступают. Вот в Италии в прошлом месяце… А у нас все не как у людей.

— К вечеру, — продолжал свой рассказ Роман, — следствие зашло в полный тупик. Во-первых, экспертиза выяснила, что яд обязан был находиться в чашке, из которой пил Кацор, поскольку действие яда началось в тот момент, когда депутат сделал глоток. Во-вторых, оказалось, что у каждого из гостей были свои причины ненавидеть Кацора. Свои — и нисколько не связанные с партийным предательством, о котором, кстати, никто из гостей действительно не знал заранее. Может, сам Кацор принял такое решение всего за несколько часов до гибели? Во всяком случае, не далее как вчера он говорил по видео с Хаей, отдыхавшей в Эйлате и сказал, что терпение его иссякло, с этими паиньками ему не по пути, а в партии Труда сидят еще большие дураки, и он завтра же выйдет из «Ликуда», а поскольку для организации нового движения времени уже не осталось, он пойдет в кнессет как независимый кандидат. Хая, жена его, по ее словам, отговаривала мужа от поспешных действий. Выспись, дорогой, подумай, я через три дня вернусь, подумаем вместе.

— Ты говорил, что у каждого из четверки были свои причины… — напомнил я.