Расследования комиссара Бутлера

Моя соседка привстала в кресле, и правая рука ее, сжимавшая пустой стакан, слепо шарила в воздухе. Левой она вцепилась в подлокотник кресла, и это, видимо, помогло ей удержать равновесие и не упасть в проход. Я видел, как побелели костяшки ее пальцев, сжимавшие стакан, но все происходившее производило впечатление кинематографического трюка — до меня просто не доходило, что в полуметре разыгрывается настоящая драма или даже трагедия. Правильно реагировать на окружающее я начал лишь после того, как женщина, выпустив стакан, упавший на столик, выгнулась дугой и застонала так громко, что сразу привлекла к себе внимание стюардессы, уже прошедшей со своим шкафом на колесиках в конец салона, и пассажиров с соседних рядов.

Я протянул руки, пытаясь придержать соседку за талию, обнаружил, что так и не освободился от ремней после взлета, но уже не было времени искать неподатливую пряжку, и я в очень неудобной позе, по сути беспомощный (попробуйте помочь кому-то, оставаясь привязанным!), сдерживал обеими руками странный порыв женщины сломать собственный позвоночник, выгнувшись наподобие колеса.

Что-то кричала стюардесса, которой мешал ее шкаф, занявший всю ширину прохода, кричали пассажиры; поняв бессмысленность своих действий, я оставил женщину в покое и дрожавшими руками попытался освободиться, наконец, от проклятого ремня, почему-то стянувшего мой живот с яростью разгневанного удава. Пряжка щелкнула, ремень упал, и я успел подхватить неожиданно обмякшее тело женщины.

В результате мы оказались в позе, которая могла бы выглядеть смешной в иных обстоятельствах: соседка лежала в кресле, откинув голову, а я лежал на ней, потому что не мог теперь вытащить руку, обнявшую женщину за талию. Поза была очень неудобной, в ребро упиралась грань обеденного столика, а проклятый стакан упал на пол, перекатившись по моим туфлям.

Женщина тяжело дышала мне в лицо, и запах ее духов не казался больше таким уж привлекательным — к нему примешался другой запах, горьковатый и приторный. Я освободил свою руку и в полной растерянности поднялся на ноги, ударившись затылком о щиток с кнопками вызова.

К нам уже спешила помощь — мужчина-стюард и один из пилотов. Летчик что-то резко сказал бортпроводнице, так и не выбравшейся из-за своего шкафа, и та поспешила в хвост самолета, где, видимо, находилось переговорное устройство.

Женщина затихла. Теперь она лежала в кресле спокойно, закрыв глаза, руки висели подобно плетям. Пассажир, сидевший в кресле впереди моей соседки, вышел в проход, и летчик опустил спинку его кресла на сидение. Спинку кресла моей соседки он откинул назад. Пассажиры, начавшие было подниматься со своих мест, чтобы лучше видеть происходившее, подчинились окрику стюарда.

Летчик держал женщину за левую руку, пытаясь, видимо, нащупать пульс, и я знал, что ничего у него не получится, потому что со своего места видел то, чего летчик видеть не мог: на меня смотрели пустые и холодные, как межзвездное пространство, глаза мертвеца…

Глава 2 Ранка и шип

Два оставшихся до посадки в Бен-Гурионе часа мне пришлось провести рядом с трупом. Пассажирам, сидевшим впереди и позади нашего ряда, отвели другие места, и я бы последовал за ним, но тогда мне пришлось бы перелезать через мертвое тело — не попросишь ведь покойницу подобрать ноги…

Суета закончилась быстро — летчик что-то громко сказал, подняв вверх обе руки, и любопытствующие пассажиры, начавшие было создавать толпу около места происшествия (вы представляете, что такое толкотня в проходе самолета?), вернулись на свои места и глазели издали, вытягивая шеи. Стюардесса быстро протащила свой шкаф с напитками до кухни, в проходе стало свободнее, и лишь после этого по громкой связи командир экипажа обратился к пассажирам с просьбой соблюдать спокойствие и порядок и с вопросом, есть ли на борту врач.

Нашлось сразу два врача, один из которых был, по-моему, самозванцем и вызвался помочь просто для того, чтобы оказаться ближе к месту происшествия. Во всяком случае, именно этот молодой человек лет примерно тридцати объявил, не глядя, причину смерти, едва подойдя к нашему ряду кресел:

— Инсульт, наверное. Она так кричала, бедняга…

Его коллега, старый еврей в вязаной кипе, бросил на молодого человека недоуменный взгляд и свое мнение высказал лишь после того, как осмотрел белки глаз, полость рта и руки покойницы.

— Умерла, — сказал врач на иврите летчику, — трудно сказать отчего. Это не инфаркт. И не инсульт, конечно. Я бы сказал — отравление… Будто змея укусила. Я живу в Текоа, у нас как-то гадюка укусила мальчика… все было так же, только, слава Богу, его удалось спасти…

— Понятно, — пробормотал летчик, хотя наверняка не понял, какое отношение к смерти пассажирки могут иметь змеи, кусающие детей в поселениях.