Расследования официальные и не очень

– Да и к тому же, он мог сделать искусственное дыхание. Ну чтобы хоть как-то ее реанимировать. Я слышал, что в таких случаях на теле остаются следы – синяки, сломанные ребра. Но раз патологоанатом об этом ничего не говорил, значит и искусственного дыхания Лемуан не делал, – заключил Дежарден.

Все факты говорили о том, что Мишель Лемуан не стал заниматься спасением мадам Жакоб, а попросту сбежал, прихватив сокровища.

***

– Какая поразительная история! – воскликнул Байон, едва Пикар закончил свой рассказ. – Досадно, что так и не выяснились обстоятельства смерти мадам Жакоб. Но полагаю, это уже никого не интересовало.

Пикар кивнул.

– Родственников у нее не было, а ее жених, начальник полиции, почти сразу же закрыл дело за отсутствием улик. Лемуана так и не нашли, да в общем-то и не очень искали.

– А за чем все же охотились эти двое? Что за диковинные куропатки хранились в том каменном сундуке?

– О, это совершенно невероятная история. У меня была возможность рассмотреть этот, как выразился Дежарден, металлолом. Если помните, речь шла о жестяной посуде, которая при ближайшем рассмотрении оказалась сделанной из чистого серебра. Некоторые чаши и кубки были украшены гравировкой тончайшей работы. Когда с них счистили пыль, то обнаружились и клейма мастерских, изготовивших посуду. Я посоветовал своему другу оценить ее у хорошего антиквара, что тот и сделал. Буквально через неделю, я тогда уже вернулся в Париж, Дежарден позвонил мне и рассказал, что эксперты в конце-концов датировали посуду. Отдельные предметы были изготовлены между 1480 и 1570 годами. Антиквар предположил, что все они принадлежали одной семье, собиравшей их целое столетие в домашнем буфете. Серебряные и позолоченные чашки и кофейник были сделаны в четырех разных городах – Париже, Реймсе, Страсбурге и Шалоне-ан-Шампани. Это установили по клеймам.

– Но кто и почему спрятал эту посуду?

– А вы подумайте хорошенько, Байон. Что происходило в это время во Франции?

Байон молчал.

– Какое дремучее невежество, – смеясь, проговорил Пикар. – Вам станет стыдно еще сильнее, когда вы узнаете, что речь идет об эпохе Религиозных войн. И тут вы скажете, и в самом деле, кто ж не знает про Екатерину Медичи и Варфоломеевскую ночь.

– Тут вы правы, месье, – покорно согласился Байон. – О Религиозных войнах мне, конечно, известно. Я просто не смог так сходу вспомнить время, когда они произошли.

– Ну так вот, посуду спрятали в подпол, когда война между католиками и протестантами была в самом разгаре. Нанси вместе с Мецом находились под властью Католической лиги, а это значит, что гугенотам в них приходилось несладко. Вполне возможно, владелец этой посуды был гугенотом. Он припрятал сокровище в подвале известного нам дома, а дорогу к нему вставил в текст легенды. В дальнейшем текст переписывали уже вместе с этой поздней вставкой. Остается гадать, почему составитель сборника Ги Нандрен пометил ее семнадцатым столетием. Наверное, как и мадам Жакоб, как и я впоследствии, почувствовал то самое противоречие в сюжете.

– И какова же судьба этого сокровища? – Байона мучило любопытство.

– Музей Нанси оценил его в два миллиона евро. Ему очень хотелось заиметь весь клад целиком, но в государственном заведении такие деньги не водились. Тогда владельцы посуды, да-да Байон, вы не ослышались, владельцы сокровища, то есть мадам и месье Энумо – это ведь в их доме оно было найдено – решили продать его по частям. За дело взялся аукционный дом Сотбис. К сожалению, порознь ценность посуды значительно снизилась, в общей сложности за нее выручили миллион четыреста.

Полюбоваться на нее в музейной витрине, увы, теперь уже не придется.

Коса

– И вам не стыдно использовать такие дешевые трюки, Байонн?

Вот что сказал Пикар, прочтя мой сценарий к новой серии его «Судилища».

Я недоуменно посмотрел на него: мне казалось, что никаких таких трюков в моем тексте не было, но Пикар, очевидно, считал иначе.

Это был мой первый сценарий в криминальной документалистике, и я, как потом выяснилось, совершенно не понял, как нужно выстраивать сюжет в подобных программах. Да что там говорить, у меня и о детективных историях имелись весьма расплывчатые представления. Я думал, что зрителя нужно держать в постоянном напряжении, не давая ни на секунду расслабиться, а ближе к концу так завернуть интригу, чтобы дух захватило от неожиданности.

Пикар вернул меня с небес на землю.

Мне было поручено описать историю Люка Буаншо, того самого злополучного пожарного. Он вернулся после двухдневной вахты домой, открыл дверь своим ключом и обнаружил Франсуазу, свою жену, лежащей на полу. Лицо у нее было разбито в кровь, на шее тугим узлом завязан ситцевый шарф. Из дома ничего ценного не пропало, следы взлома отсутствовали, всюду царил идеальный порядок, и, тем не менее, кто-то сильно избил Франсуазу Буаншо, спустившуюся в гостиную в одной пижаме и с берушами в ушах, а потом нашел тонкий шарф в цветочек (не иначе как висевшим на вешалке перед входной дверью, и это в январе-то месяце!) и удавил ее.