Расследователь. Предложение крымского премьера

- Художественное произведение и реальная жизнь - это все-таки, как в Одессе говорят, - две большие разницы. Элемент вымысла все же присутствует. А кроме того... Герой моих книг, журналист-расследователь, он постоянно нарушает все основные правила безопасности - и жестоко за это расплачивается. Да и в разные истории он попадает, в основном, не при проведении расследований, а, как бы это сказать... влезая в разные ситуации, которые разворачиваются рядом с расследованиями... Но самое главное - это то, что я уже сказал: он, стервец, постоянно (иногда даже осознанно) нарушает правила безопасности, к которым, черт побери, я все-таки предлагаю вернуться. Итак, первое базовое правило: при проведении расследования журналист не должен ни в коем случае носить только на себе так называемую эксклюзивную информацию, он должен ее постоянно "сбрасывать" - на коллег, на доверенных лиц, на начальство, на различные технические виды носителей. Тогда у тех, для кого такая информация может представлять угрозу, не возникнет соблазна "зачистить" журналиста, как лицо, знающее опасный секрет, - не будут же они всю редакцию вырезать. Банды мотоциклистов с автоматами и гранатометами даже в американских боевиках на редакции не нападают...

Семинар пошел своим чередом, Андрей перемежал размеренный "диктовочный" тон с менее официальными комментариями, журналисты конспектировали, время от времени переспрашивали. День пролетел незаметно. За обедом и ужином Обнорский сознательно общался со всеми коллегами, за исключением Галины - ее он оставлял на самый вечер, чтобы, как говорится, уже никто не мог помешать. И наконец-то вечер настал. Андрей вытащил Галину к морю - воздухом подышать, на волны посмотреть... Море, как известно, способствует. Оно убаюкивает. Обнорский навалился на киевлянку "всей мощью интеллекта" - смешил, рассказывал байки и серьезные истории, короче, морочил голову по всем правилам науки охмурения. Перейти к разговору о Горделадзе просто физически не получилось.

Теплая сентябрьская ночь дышала запахом моря. Андрей и Галина шли по песку. Песок хранил дневное тепло, под ногами хрустели мелкие ракушки. Луна нарисовала на воде серебряную дорожку.

- Может, искупаемся? - спросил Андрей. И услышал оч-чень порадовавший его ответ:

- А я без купальника...

- Это очень хорошо... Ой, в смысле - ничего страшного... Я тоже, так сказать... Но нас никто не увидит... Ночь ведь уже... И я вести себя прилично буду, я же не жлоб...

Галина немного помедлила, потом отошла на несколько шагов и быстро сняла платье. А под ним почти ничего и не было - так, ерунда какая-то... Ерунду она тоже сняла. Андрея заколотило. Стаскивая с себя штаны, он чуть не упал мордой в песок, но удержал равновесие и побежал к морю, догонять Галину. Она далеко уплыть не успела... Обнорский осторожно обхватил ее сзади - сначала за талию, потом, обнаглев, начал гладить груди... Первый поцелуй потащил их на дно, они вынырнули, держась за руки, и молча поплыли к мелководью. Андрей целовал ее лицо и все сильнее гладил ее бедра, живот... ну и все остальное... Он с трудом сдерживался, чтобы не заурчать от удовольствия - надо же было хоть какие-то приличия соблюдать.

- Подожди, Андрей, подожди, - задыхаясь, слегка отбиваясь от его рук, полусказала-полупростонала Галина. - Подожди... Я где-то читала... что в море... о Боже, нет... что в море это вредно... Оно соленое... Ой, Андрей...

- Врут! - убежденно выдохнул ей в ушко Обнорский. - Прессе верить нельзя, такое понапишут!

- А тебе... верить?.. ой...

- А мне... можно... Галя...

- Андрю... ша...

Обнорскому давно не было так хорошо. Он словно растворился одновременно и в море, и в женщине... Он словно пропал - и все тяжелые мысли и заботы тоже куда-то пропали. И вообще все мысли. Пару раз, правда, мелькнула одна: "Как бы Галя своими стонами коллег не всполошила", - но потом и эта здравая мысль угасла. На берег они выползли на четвереньках и долго молчали, приходя в себя... Они лежали на песке рядом и смотрели в черное небо над головой.

- У тебя шрамы, - сказала она, проведя пальцем по груди. Шрам остался, как память о встрече с бойцами Черепа. - Откуда у тебя шрамы?

- Тяжелые журналистские будни, - буркнул Обнорский.

Говорить, нарушая очарование ночи, не хотелось. Галина приподнялась на локте, прикоснулась к Обнорскому прохладной грудью с твердым соском. Высоко в небе летел самолет, пульсировал огоньками.

- Ах да, - сказала она. - Ты же великий криминальный журналист из страшного бандитского Петербурга.

- Галя, я тебя умоляю... - ответил он. - Петербург не более страшен, чем ваш Киев.

- Даже так?

- Именно так.

- Тогда это действительно страшно.

- Почему же?

- Потому что Киев - страшный город. В нем исчезают люди.

- Люди везде исчезают. В Киеве, в Токио, в Париже...

- Да, но в Токио или в Париже власти начинают бить тревогу, если пропал журналист.

- О чем ты? - спросил Обнорский лениво.

- Как о чем? О Горделадзе, - с удивлением ответила Галина.