Расслышать умерших

Жан Робер Пащ, создавший в Женеве Центр изучения снов, записал и проанализировал 4000 только своих собственных снов, не говоря уже об огромном количестве снов коллег и консультантов. Он определенно утверждает:

«Все персонажи в наших снах представляют лишь нас самих. Животные, дети, пейзажи сна, даже транспортные средства оказываются также различными составляющими нашей психики»[314].

В этом же убежден и Кристиан Генсет, который руководит лабораторией по изучению снов при институте психиатрии в г. Антиох (США), а во Франции работает в области софрологии и нейропсихологии:

«Когда вы спите, каждый объект, который вам снится, каждый живой персонаж (животное или человек) – это часть вас самих»[315].

Отсюда и словари символов, дополняющие каждую книгу о снах, даже если автор и предупреждает нас каждый раз, что такое описание лишь указывает, в каком направлении надо думать, и что читателю нужно примерить такой словарь на себя, уточнить и дополнить.

Так мы узнаем, что, кроме крайне редких снов с прямыми предостережениями, все остальные нужно интерпретировать каждый раз заново. Даже если нам приснилась собственная смерть, это значит вовсе не то, что мы вот-вот умрем, а скорее то, что нам нужно согласиться на глубокое внутреннее изменение[316]. Это тот самый «ветхий человек», который должен умереть, о чем не раз пишет апостол Павел. Так же должна «умереть» для самой себя и традиционная мораль.

Механизм символизации сна так похож на то, что происходит во время опыта выхода за пределы тела, что бывает даже сложно провести разграничения. Даже Монро вспоминает, что с ним не раз бывало так, что ему снилось, как он летает, и что, проснувшись, он обнаруживал, что на самом деле он просто вышел за пределы тела и сейчас и в самом деле парит над землей за городом. Он считает, что, когда нам снится, что мы падаем, тонем или погибаем, это часто вызвано просто слишком поспешным возвращением из астрального тела в нашу телесность[317].

Элен Ренар, основавшая вместе с Кристианом Шаррьером Бюро снов, представляет нам в оптике сна два опыта, которые, скорее всего, были астральными путешествиями.

Прежде всего, речь идет о тексте XII века, повествующего о фантастической жизни мага, поэта и отшельника Миларепа, жившего в Тибете в XI веке – воспоминания о нем, говорят, еще живы на склонах Гималаев:

«Однажды я по своей воле сменил тело. Мой дух воображал бесчисленные перемены, пока парил в облаках, так что две части тела разъединились. Ночью во сне я смог свободно и беспрепятственно познавать всю Вселенную, от адских впадин до горных вершин…»[318].

Миларепа ясно говорит «во сне», отсюда и интерпретация Элен Ренар[319]. Но выражение «две части тела разъединились» показывает, о чем на самом деле идет речь. Так, дальше, в том же тексте, Миларепа пишет, как его, летящего по небу, заметил крестьянин с сыном, – эпизод, который не имел бы никакого смысла, если бы это был просто сон.

Р. Монро имел похожий опыт, когда однажды его, сидящего на крыше дома, заметила одна бойкая женщина, подметавшая двор: она подняла голову и тотчас же помчалась домой, с испуганным видом, громко хлопнув входной дверью[320].

Александра Давид-Неель рассказывает еще одну тибетскую историю, ее также цитирует Элен Ренар[321]: здесь говорится не о самом сне, но о таком путешествии за пределы тела, во время которого человек умудрился свалить с лошади своего брата так, что тот разбился насмерть[322]. Вспомним, что похожим образом Р. Монро умудрился ущипнуть человека, и даже довольно сильно. Это только доказывает, что астральное путешествие очень похоже на процесс билокации.

Элен Ренар к тому же уже от себя лично приводит заинтересовавшую ее гипотезу биолога Лайелла Уотсона, по которой сны в нас производит что-то вроде «второго тела», того самого, что останется у нас после физической смерти[323].

Но нужно двигаться дальше. Если сны так сложно отличить от опыта выхода за пределы тела в этом мире (как в предыдущих примерах), то насколько же сложнее провести такое разграничение, когда речь пойдет об опытах выхода за пределы тела, переживаемых в других, отличных от нашего измерениях и модусах существования, на различных уровнях мира иного. Ведь Монро не раз напоминает нам, как нелегко нашему телу славы, астральному, или, как он его просто называет, «второму телу», оставаться здесь, в нашем мире. Естественным, соприродным такому телу пространством ему представляется мир иной, тот, куда мы попадаем после смерти: он прозаично называет его «Местом 2».

Пытаясь понять, почему же так трудно показать другим реальность таких опытов выхода за пределы тела и тем более реальность этого Места 2, он отмечает силу забвения, накатывающего на нас после каждого такого опыта: