Rassolniki

– Ну, как же, я же… – начал лопотать Рублев.

– Тихо, тихо, – перебил профессор, он любил перебивать студентов своими «тихо, тихо», – я слышал уже твою версию, но она неправильная, и ты это знаешь, но не признаёшься себе. Все, что тебе надо – сказать честно себе, мне не надо, мне незачем! Зачем ты пошёл на поводу у Ведова? Помнишь, я говорил, что личность в истории надо рассматривать с мотивации этой личности, то есть попробовать понять, что этот человек на самом деле хотел или хочет, помнишь?

– Здесь, понимаете, с одной стороны…

– Не юли!

– Если честно, то это была авантюра, я авантюрист, мне стало интересно попробовать поучаствовать в выборах, – признался Александр и почему-то почувствовал в этот момент запах малины.

– Ну и слава Богу, а то я испугался, что ты и правда RASSOLNIKom стал! – выдохнул с облегчением профессор.

– В чем-то я их поддерживаю.

– Людей, которые мстят за слабых хамам и хулиганам, любой нормальный поддержит. Здесь нет вопросов. Но идти во власть и бороться с красными чиновниками – это утопия.

– Вам лучше знать, Григорий Иванович!

– Нет, не потому, что я сам два десятка лет был коммунистом и тем самым красным начальником, я-то, как раз изнутри знаю, что советские чиновники после оттепели разуверились во всех идеалах своих, плюнули на идеи своих отцов-первопроходцев о построении коммунизма и вернулись обратно в состояние, как ты говоришь, гопоты. Только нажива, обман и превосходное чувство безнаказанности – вот и все.

– А как же вы? – Рублев не верил, что и его любимый профессор руководствовался такими же принципами.

– А что я? Я молодой пришел после университета. Я же из простых, у меня не было никого в ЦК, я случайно попал по рекомендации. Думал, что потружусь по заветам Ленина, но мне быстро по лбу дали. А так как деваться было некуда, просто так с таких мест не уходят, то я просто сказал себе, как и миллионы русских – живи тихо и будь, что будет. Но разве русских в этом можно винить? Это только молодой дурак может сказать, что вы сами виноваты, что такая власть встала над вами, если бы вы сопротивлялись, то жили бы по-другому. А как сопротивляться? Ты сам знаешь, где те, кто сопротивлялся. Да и зачем? Жили-то мы все равно не хуже многих стран.

– Но вы же сами перед нами проклинали СССР?

– Так я и сейчас проклинаю, но мы же с тобой с точки зрения вечности говорим! – профессор опять лукаво прищурился, – ты пойми, Саша, то, что человек с новыми взглядами и новой системой управления придёт во власть в маленький город – ничего не даст! И человека этого сломают через год максимум. Так система устроена. Вот если бы в один день все мэры городов и все руководство страны поменялось, тогда был бы шанс. А так – все пустое!

– То есть даже сотрясать воздух и добиваться инерции бессмысленно? А вдруг тут содрогнулось, там содрогнулось, а потом и везде со временем?

– Наивный мой друг. Если бы это трение действовало в политике, то мы бы давно жили в другой стране, потому что новые люди приходят постоянно. Но они в меньшинстве и от их личностей ничего не остаётся!

– Вообще без шансов, Григорий Иванович? – искренне спросил Рублев. Профессор покачал головой.

– Надо ждать, история учит ждать. Ждать, когда советские чиновники и управленцы вымрут, как класс, когда просто жившие в СССР перестанут на что-то влиять, станут недееспособными, то есть когда не смогут ходить на выборы, понимаешь? А пока надо воспитывать новое поколение, абсолютно новое, понимаешь? И вот это поколение и уж тем более то, которое придёт за ним, вот оно сможет, если захочет, окончательно сломать всю ту систему, против которой вы так боретесь. Но не забывайте, что это поколение может не захотеть этого, или построит свою систему.

Ещё бездушнее! Скорее всего, так и случится, – профессор встал из-за стола с железным чайником в руках и через два шага оказался у печки, – в любом случае, Саша, новая страна будет тогда, когда ей управлять будут новые люди. И когда жить будут в ней другие люди. Другие люди – другая страна. Поставим ещё чайку, Сашенька?

– И что же делать? – не унимался Рублев. Он чувствовал, что ещё немного и профессор откроет ему такую тайну, что и с точки зрения вечности она покажется смыслом существования.