Rassolniki

– Что делать, что делать. А как ты думаешь, зачем я пошел работать в отдел образования? – на раскалённой печке чайник быстро зашипел, – пошёл, чтобы изнутри влиять на воспитание и образование людей нового поколения, для этого же я пошёл потом преподавать. И ещё несколько моих знакомых так сделали. Нам, Сашенька, удалось каждому придумать и реализовать по несколько довольно патриотичных программ. В детских садах, школах, институтах, а мне лично удалось разработать особую программу по истории и литературе, далёкую от советских стандартов. А сколько я воспитал хороших специалистов! Вот в твою же голову пришла мысль о том, чтобы сделать мир лучше? Кто знает, может быть, в этом и моя заслуга! Так что если бы вы с вашими RASSOLNIKaMH не парней били по дворам, а пошли в отдел образования или в отдел культуры – тоже важное направление, то принесли бы всем больше пользы.

Александр понимал, что возразить Ковалёву нечем. Старый профессор был во всем прав.

– Я тебе так скажу, Саша – хочешь изменить страну – иди работать в образование или культуру, в министерства прорывайся. Там, даже если ты сможешь сделать немного, все равно все в почву. Особенно если твои инициативы будут связаны с историей, литературой и православием. На православии вся наша история держится, – профессор обернулся на книги и только тут Рублев понял, что он смотрит на иконы, которые как раз висели между книжными полками.

– Интересная у вас гипотеза, Григорий Николаевич!

– Да что там!? Я бы тебе мог её развёрнуто рассказать, да ты все равно не поймёшь. Молодо-зелено. Так что просто поверь!

– А что же мне делать сейчас?

– Да ты и сам знаешь, что опять меня спрашиваешь? – профессор даже нахмурил брови, – если выиграешь выборы эти, то в отставку иди. Так совесть, по крайней мере, будет чиста. Но ты не выиграешь. А если все-таки наберёшь больше голосов, то значит все, о чем я тебе говорил, забудь.

– Почему? В смысле, почему не выиграю, я же вам говорил, что ситуация патовая для мэра?

– С точки зрения логики да, но с логикой у наших людей плохо! От того и все проблемы у нас, – профессор опять прищурился и морщины его паутиной разбежались по вискам и щекам. Кажется, в этот раз Григорий Иванович сам не ожидал от себя такой мудрости. Кто знает, может быть его ученик Александр Рублёв когда-нибудь сошлётся на эту мудрость, – ну, Саня, помог я тебе хоть в чем-то? А?

– Мне многое стало ясно! Да! Что говорить, сам Бог вас послал мне, – Рублев радовался, как ребёнок, ведь разговор с профессором на многое открыл глаза, зарядил его, прояснил мозги.

– Ну, конечно, так и есть, Саша, поверь мне! – сказал Ковалёв, – но все, что я тебе сказал, ты и без меня знал, просто запутался. Ты умный парень, ты все одолеешь, все прояснишь!

– Вы скромничаете, как всегда!

– Ну! – пожал плечами Ковалёв, объясняя, что, может быть, и скромничает.

– Так что вот так, я сказал тебе своё видение, а ты решай. И все равно всегда продолжай писать, у тебя это хорошо получается, я читал – мне нравилось. A RASSOLNIKI – это не то, это русские против русских, ты и сам это понимаешь, это ничего хорошего, все пустое, – Григорий Иванович уже стал заговариваться – годы брали свое. Словно от внезапно обрушившегося на него разговора он очень устал – глаза его еле открывались, голос стал тихим, речь малопонятной.

«Как страшно быть стариком, – подумал Александр, – ещё минуту назад ты был огурцом, а сейчас стал засохшим стручком. Что там вечность! С точки зрения одной минуты – все рассыпается».

– Ладно, Григорий Иванович, я пойду, а то меня, наверное, уже потеряли!

– громче обычного сказал Рублев. Ему на самом деле захотелось побыстрее уйти, пока профессор невольно не запутал его заново.

– Да, иди, рад был повидать, дорогой! – профессор протянул руку, но не встал, чтобы проводить. Только бурчал, пока журналист надевал кеды, что ему самому давно больно смотреть на страну и все время хочется напиться.

Когда Рублев уже открыл дверь в сени, Ковалев громким басом вдруг спросил его:

– А почему назвались RASSOLNIKI?

Александр опешил. Ему этот вопрос в голову никогда не приходил, но стало ясно, что профессор неспроста напоследок заинтересовался этимологией слова.

– Даже и не знаю! – ответил Рублев.

– Да просто интересно почему, – говорил уже себе под нос профессор, покачивая бородой и размешивая остатки малинового варенья в стае чаинок.

Александр не помнил, как дошёл в тот вечер до дома.

XXIX