Агент наружного наблюдения, замаскированный под бродягу, давно уж перешел на сторону улицы, где сидели братья. В пылу спора они не обратили внимания на оборванного пьянчугу, забравшего из-под их скамейки пару пустых бутылок. Подслушав конец беседы, шпик РСБ сделал вывод — братья, как обычно, ведут отвлеченный философский диспут. О приехавшем подпольщике, они, уж во всяком случае, не беседуют. А скорее всего, и не знают. Наблюдать за ними дальше, засекать возможные контакты? Таков приказ. Но соглядатай понял: ничего ценного наблюдение не даст. А если так, почему бы не заскочить в магазин, пока братья столярничают в гараже? Начальство не заметит, а жена давно уж просит новый утюг… Потом, в отчете, можно расписать все по минутам, обвести полковника вокруг пальца. Шпик тревожно огляделся. Убедившись, что его не контролируют, молодчик бросил "объект наблюдения", и направился к магазину электротоваров.
В тот же момент, на другой лавочке — в южной части города, близ офиса РСБ — беседовали Янек Батуронис и лейтенант Подлейшин. Было это в пустом сквере, где из клумбы роз торчала грандиозная статуя поэта-бунтаря. Изваяние осталось от прошлой эпохи — правящие ретрограды не успели снести монумент. Сам же поэт, в стихотворном завещании, просил потомков не строить ему памятников среди розовых клумб и заплеванных скверов. Неблагодарные внуки пренебрегли заветом стихотворца… Янеку статуя помогала. Украдкой поглядывая на нее, он вспоминал о великих освободительных традициях народа, черпая силы к сопротивлению.
Студент вновь оглядел лейтенанта: светловолосый, лет двадцати с небольшим, высокий, коренастый… Улыбчивое розовое лицо, длинный прямой нос… Прическа аккуратна, серый костюм сидит безукоризненно … Звонкий голос, свободная жестикуляция и приветливый тон довершали картину.
"Неужели такой человек добровольно служит реакции, тирании, социальному злу?" — подумал Янек — "Сразу и не скажешь… Впрочем, на то и рассчитано…"
Будто подслушав мысли юноши, лейтенант приветливо заметил:
— Уважаемый Янек, вот мы побеседовали… Вы сами заметили, и мне потом сказали, что эта беседа не произвела на вас гнетущего впечатления. У вас, наверное, сложился в прошлом стереотип… Будто РСБ только и думает, как расправиться с каждым инакомыслящим. Было такое предубеждение, или я ошибаюсь?
Янек неопределенно качнул головой.
— Ну вот, теперь-то вы видите? Сотрудники РСБ способны поддержать беседу на темы, вам интересные… Мы ведь не отметаем чужое мнение с порога. Заметили?
— Да, я это заметил. — Янек по-прежнему отвечал односложно, глядел насупившись.
— Вы напрасно воспринимаете нас как противников… Вы, вероятно, РСБ воспринимаете как единый монолит? Так?
— Ну, а как же иначе… Ведь все ее сотрудники подчиняются приказам… Начальникам…
— Так-то оно так — медово улыбаясь, откликнулся лейтенант — но ведь любая организация из людей состоит. А среди людей всегда есть разногласия, споры, различия в подходах. Скажу откровенно, есть у нас и сотрудники со взглядами, весьма близкими к вашему восприятию.
Янек подумал: "Так почему же они проводят нынешнюю гнусную политику? Нет… Тут дело такое… Он пытается создать у меня впечатление о разногласиях в их среде… О том, что часть из них поддержала бы прогресс против реакции, что они ищут опору в народе, в том числе и я могу принести пользу этой фракции в РСБ. А для чего им создавать такое впечатление? Чтобы я согласился работать на всю РСБ, думая будто помогаю её прогрессивной части". Вслух же студент не произнес ни слова.
— Да, да — настаивал Подлейшин — у нас есть люди, которые проявляют к прогрессивным идеям терпимость, и даже искренний интерес… Не верите? Зря. Впрочем, это ваше право… Слушайте, да что мы все о политике… Давайте о спорте, что ли поговорим…
Янек удивленно воззрился на лейтенанта, а тот продолжал:
— Вот скажите, каким видом спорта вы увлекаетесь? Мне просто интересно…
Янек рассказал о спортивной секции, где он тренировался. Говоря об этом, он, однако, был начеку. Как шахматист в ходе партии не упускает из виду короля, так и Янек держал в уме только одно: "Не предавать!" — о чем бы не повел речь непрошенный собеседник. Меж тем Подлейшин, казалось, напрочь забыл и о политике, и о своем задании, увлеченно погрузившись в беседу о спорте. Но так лишь казалось. Задачу, которую он ставил, можно было выполнять с любой стороны. Главное было — подкрасться к собеседнику, развеять его страх, снять напряжение, вызвать доверие к себе.
Сам лейтенант выглядел спортивно, подтянуто. Он рассказывал о том, как тренируется в бассейне "Альбатрос", расположенном неподалеку от сквера. В постоянном напряжении часами находиться невозможно: Янек расслабился, развалился на скамье поудобнее. Заметив это, Подлейшин доверительно сказал: