Расстановка

Янек прекрасно видел источник своих терзаний. Подобно всем рабсиянам его поколения, парень всю жизнь сгибался под плитой страха перед РСБ и государством, жил меж давящих тисков диктатуры, которые все туже сжимали его личность, грозя раздавить в лепешку. Как и большинство аполитичных рабсиян, студент прежде лишь чувствовал эту удавку на горле — и только в последние недели ясно осознал, кто и что его душит.

"Но если я не могу ускользнуть от давящих тисков, то быть может в силах нанести удар по ним, пусть и ценой своей жизни? Она и без того обесценена. Нет ничего моего — все в этой стране принадлежит РСБ… Неужели я умру, раздавленный ими, превращенный в покорную скотину? Или все же, обменять ненужные и пустые десятилетия загнанного и запуганного существования, предстоящего мне, на один миг гибели — но достойной? Я хоть на миг одержу победу над этой системой, над этим государством. Я ударю по этим тискам, которые жмут не только меня а всех честных и умных рабсиян! Артур давал мне книгу Ильича Нелина. Там сказано, что глупо отдать жизнь революционера за убийство жандарма. Но ведь я не революционер… К подпольной борьбе я не способен, повстанцы не обучали меня, не тратились особо на мое содержание… Кто я? В этом море я бессильная креветка… Неужто так уж убыточно для революции обменять жизнь ничтожной креветки на жизнь такого кита, как лейтенант Подлейшин? Сколько средств затратило государство на его подготовку! Сколько зла и вреда может он еще нанести революционерам?! Скольких выследить? Скольких доносчиков найти? Офицер РСБ — мишень почти недостижимая, даже повстанцам редко удается обнаружить, выследить и истребить такую важную птицу… А тут… Если я смогу это сделать, то быть может и мою жизнь повстанцы вспомнят как осмысленную, а мое имя впишут в ряды достойных, не зря погибших? Революция только выиграет от такого неравноценного обмена…"

В этих рассуждениях проявлялся, конечно, глубокий комплекс неполноценности. Но попробуй избежать его в том государстве, где РСБшники обладают ореолом всесилия и неуязвимости! Поддерживая этот ореол, газеты и телевидение поставили сотрудников РСБ над обычными разумными существами планеты — и тем самым превратили их в хтонических чудовищ. Истребление которых, если верить древней мифологии — удел героев. Так стоит ли удивляться, что Янек поддался этой логике? Лейтенанту Подлейшину предстояло пасть жертвой того самого превосходства, которое позволяло ему высокомерно и презрительно смотреть на всех непосвященных, вне РСБ стоящих граждан. Такая вот диалектика…

"Ничто не доставляет радости… Жизнь кончена" — думал Янек — "Значит, не жить… Покончить с собой… Умереть… Но — как умереть? Умереть тоже можно по-разному. Смерть может быть гражданственной и героической. В один голос учат, что на них невозможно поднять руку, что они — некие сверхсущества. Доказать их уязвимость и смертность — какое наслаждение, какая победа может быть выше и слаще этой для любого недовольного рабсиянина?"

Рассуждая в подобном духе, Янек заметил: к нему возвращается активность. Теперь он знал, что предстоит сделать. Не желая быть пешкой ни у повстанцев ни у РСБ, Янек вдруг ощутил себя карающим мечом, призванным отомстить за страхи и запуганность всего поколения. Нажать на кнопку, потому разгрызть ампулу…. Потерять всего-то жизнь запуганной креветки — и отнять у противника жизнь целого офицера РСБ — какой неравноценный обмен! Какая предсмертная пощечина государству!

***

Янек двигался к скверу как робот, монотонной походкой. Шумная суета улиц его не трогала. Перед мысленным взором стояло вовсе не то, что окружало его сейчас.

"Только бы не сорваться, доиграть эту партию до конца… Они воображают, что уже расставили силки и навяжут мне свои правила… Но я порву силки, и навяжу им — им, всесильным! — свой вариант развития событий… А Наташу отпустят… После моей смерти держать ее в заложниках бессмысленно… Вот и сквер. Как тепло вокруг, и как холодно на сердце! А вот и мишень на горизонте… Вот он, Подлейшин."

Лейтенант приближался молодцеватой упругой походкой, со стороны бара "Субмарина". В этот момент он обдумывал предстоящую поездку в Горный Юрт, и не считал, что диалог со студентом будет особенно сложен: куда ему деваться, обложен со всех сторон… Конечно, прав Шкуродеров: исчезновение Янека из-под наблюдения весьма подозрительно… Но, черт возьми, мы здесь хозяева!