Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками

– Вообще-то, разбираюсь… Но храм для меня, естественно, нечто гораздо большее, чем произведение архитектуры. Каждый человек должен с малых лет строить в своей душе храм на основах христианской морали и нравственности. Чем прочнее и выше он будет, тем чище и благотворней будут наши жизни, данные нам Господом Богом.

Виктор Бузинов 2004 г.

Владимир Кунин Смертельный риск

* * *

Летчик, акробат (кстати, сальто-мортале в переводе с итальянского – смертельный прыжок, рискованный, отчаянный шаг), шофер такси и дальнобойщик, Владимир Кунин не раз рисковал жизнью. Став известным кино сценаристом, популярным писателем, дожив до серьезных лет, он снова рискнул, резко изменил привычный ход жизни и творчества…

Осточертевшая биография

– Человек экстремальных профессий, Вы столько раз рисковали сломать себе шею. Неужели так манит край пропасти?

– Определенная доля риска есть в жизни у каждого. Сам я летал на различных типах военных самолетов с 43-го по 52-й годы. В 19 лет стал командиром звена пикирующих бомбардировщиков «П-2». Был мастером спорта по акробатике, двукратным чемпионом Советского Союза, отработал на аренах всех цирков страны – от Львова до Владивостока и от Мурманска до Ашхабада. Был таксистом, водил 24-тонный грузовик с рефрижератором…

Все эти занятия были связаны с профессиональным риском. Он входил в некий расчет творимого. Когда я летал или работал в цирке, риск был одной из граней профессии. Но вот когда люди покидают свою страну (какими бы причинами это не было вызвано), они тоже рискуют: любая эмиграция – очень большой риск…

– К теме эмиграции мы вернемся, а пока еще о профессиональном риске. Где острее всего ощущения балансирования на тонкой жердочке между бытием и небытием – у летчика в воздухе или у акробата под куполом цирка?

– Конечно, в цирке. В кабине самолета тебя отвлекают от внутреннего самокопания множество приборов, на показания которых надо реагировать молниеносно. А в цирке ты понимаешь, чем рискуешь, поскольку работаешь и в то же время зациклен на себе и своем партнере. Ты ясно представляешь, чем может кончиться два с половиной сальто-мортале, если упадешь не на ноги, а на шею.

– И однажды Вы перешли грань допустимого риска…

– Ничего подобного. Пересох и оборвался восьмимиллиметровый трос: все стальные тросы пересыхают от времени.

– А где это произошло?

– В Ашхабадском цирке на детском утреннике. Потом я с полгода провалялся по больницам, где меня с моими одиннадцатью переломами собирали по частям. Но это было давно, более сорока лет назад… Мою полубредовую биографию так часто и так много использовали (сам я тоже в этом замешан), что она мне уже осточертела!

«Хроника пикирующего бомбардировщика»

– Когда же Вас, Владимир Владимирович, потянуло фиксировать на бумаге все пережитое?

– Еще работая в цирке, я написал два рассказа, их напечатали в журнале «Советский цирк». Его главный редактор Анатолий Иванович Котляров, когда навестил меня в Москве, в Центральном институте травматологии и ортопедии, где меня по частям как раз и собирали, позвал в штат. Потом пригласили спецкором в газету «Советская культура», откуда изгнали за «очернительную» статью. И я оставил Москву, вернулся в родной Ленинград и сел писать киносценарий «Я работаю в такси»…

– Осточертевшая биография пригодилась?..

– Ну, тогда она еще не успела осточертеть начинающему литератору, и я нещадно эксплуатировал то, что хорошо знал. После демобилизации в начале 52-го я, по сути, был выброшен на улицу. Мне двадцать четыре, а что я умею? Только стрелять и бомбить. Жил на улице Ракова, на Итальянской, рядом со 2-м таксомоторным парком, куда и подался. Ночами шоферил, днем тренировался и учился в Высшей школе тренеров при Институте имени Лесгафта…

Картину про такси с блистательным Ефимом Копеляном в главной роли снял на Ленинградском телевидении режиссер Лев Цуцульковский. Партийное начальство усмотрело в ней крамолу, и по указанию первого секретаря обкома Толстикова смыли ее негатив. А мне пять лет не давали работать на телевидении. Изредка под чужими именами я мастерил всякие «Огоньки» – шмогоньки…

– И на что жили?