Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками

Я приехал в тот день домой на обед на 12 минут позже обычного. Жил я со своими родителями на углу улиц адмирала Октябрьского и Кулакова, в обыкновенном доме. Когда приезжал с работы, то всегда ехал со стороны «Адмирала Октябрьского». И там, где я шел к подъезду, была лунка от спиленного дерева – засыпанная гравием, но незаасфальтированная. В эту лунку и заложили, по оценке соответствующих служб, 300 граммов взрывчатки в тротиловом эквиваленте и гранату. В общем, если бы я приехал с работы, то обязательно бы перешагнул через эту лунку, ступая на тротуар; в этот миг организаторы взрыва нажали бы на брелок – и все… Но я ехал не с работы, а с незапланированного мероприятия. Машина первый раз за четыре с половиной года заехала с другой стороны, нежели обычно. Я вышел из машины впереди своего охранника… Взрывное устройство привели в действие. Меня подняло, подбросило. У «Волги» багажник разворотило.

– Вам угрожали?

– Когда шли выборы, постоянно звонили, угрожали. Приходишь домой, а Светлана, жена, сидит, плачет: «Витя, брось ты эту политику! Опять звонили, предупреждали: если твой муженек не кончит этим заниматься, то ты со своими выродками отправишься на тот свет». (У нас двое детей – дочь Виктория, сейчас ей 25 лет, работает в посольстве Украины в Вильнюсе; и сын Виктор, 21 год, учится на юрфаке Санкт-Петербургского университета).

Женщины все чувствуют обостреннее, чем мы. У них за детей сердце болит. Когда меня взорвали, моя мать сразу выскочила во двор, а жена в тот момент выходила из троллейбуса метрах в 50 от дома. Услышала взрыв, потом мне сказала: «Я сразу поняла, что это тебя…»

А я не мог поверить в случившееся. Сильно тек глаз. Ног я не чувствовал. И все время куда-то проваливался. В больнице, когда делали рентген, услышал: «Осколок в сердце». Должно быть, осколочек под лопатку попал. Реанимация маленькая, и я все слышал. Но паники никакой не было. Если что, подумал, сразу скажу, чтобы мне обе ноги отрезали.

– Обе ноги?!

– Ну да. Помните покушение на Владимира Иванова?

– Главного редактора газеты «Слава Севастополя», которого взорвали около его дома?

– Да, положили взрывное устройство в урну и привели в действие, когда Иванов выходил из дома. Володя был моим товарищем и очень помог мне во время выборной кампании 94-го года. И знаете, отчего он умер? От заражения крови. Взрывом ему повредило обе ноги, их надо было ампутировать, но он, когда приходил в себя, просил сохранить ноги. Жена к тому же вмешалась, не позволила врачам резать, да и я не настоял…

…Появились нейрохирурги Черноморского флота. Слышу: «Отек головного мозга». И сразу такое спокойствие наступило: «Ну все, Виктор». Я попрощался сам с собой…

– Оперировали Вас в Севастополе?

– Оперировали в Киеве, кое-что отрезали. Так что я с виду – нормальный человек (разве что прихрамываю), да вот из меня до сих пор «выползают» какие-то не то песчинки, не то маленькие севастопольские камешки…

– Что должен чувствовать человек, которого взорвали?

– Что должен, не берусь судить, а вот что чувствует, отвечу. Президент Украины, принявший меня после моего двухмесячного лечения, предложил мне остаться работать в Киеве. А я запросился домой – совмещать, как и прежде, две главные должности в Севастополе. Кучма посмотрел на меня с удивлением: «Так ты, Виктор, что – не боишься?» – «А чего мне бояться? Есть у меня кое-какие подозрения». – «Значит, не боишься, – констатировал президент. – И правильно, не бойся. Но теперь ты должен знать, что рядом с тобой будут люди, которые будут говорить, куда и когда тебе можно ехать, а куда и когда нельзя». С тех пор у меня была очень жесткая охрана.

Охрана с автоматами увезла меня из Феофании, из больницы, в киевский аэропорт. В Симферополе прямо на летном поле меня встретили тоже автоматчики и повезли в Севастополь.

Чем ближе я подъезжал к дому (никому еще об этом не говорил), тем неуютней себя чувствовал. Въехали в Севастополь, сердце начало колотиться по-черному. И тут я понял одно: я должен там, где все это было, пройти, перейти – понимаете?..

И вот первая машина сопровождения заезжает в наш двор, останавливается, из нее выходят люди, закрывают «объект». Здесь уже, смотрю, стоит будка на курьих ножках с двумя милиционерами. Сзади – вторая машина. Она закрывает «объект» с другой стороны. Заезжают они, а я говорю: «Ребята, назад. И подвезите меня так, как тогда, – когда я должен был взорваться».

Они подчинились, подали машину назад. А здесь уже все изменилось, все полностью заасфальтировано.

Я выхожу из машины и говорю: «Вот так два месяца назад я бы вышел (а сердце бьется так, что вот-вот выскочит из грудной клетки), вот так бы шел по двору (на том месте, где была лунка, я остановился) – и конец!»

Постоял с полминуты, пульс с двухсот опустился, наверное, до семидесяти. И я полностью вычеркнул всю эту историю из своей жизни.