Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками

У моих дедушки и бабушки был целый воз детей – три сына и три дочки. В злополучном семнадцатом году бабушка Анна Петровна жила с самой младшей своей дочерью Таней, окончившей институт благородных девиц в Смольном с золотой медалью, золотым шифром в виде вензеля императрицы. Пришедшие к власти большевики без лишних слов уплотнили хозяев роскошной генеральской квартиры, поселив их в маленький закуток на кухне. Жизнь в голодном и холодном рабоче-крестьянском Петрограде вдове царского генерала не глянулась, и она решила отчалить с Таней на юг, в Екатеринославскую губернию к доброму другу семьи Тизенгаузенов – генералу Деникину…

Эйнгорны: врач и экономист

– Все это безумно интересно, я завидую тем, кто не читал Вашей книги про приключения-злоключения барона фон Тизенгаузена в стране большевиков, но размеры газетного материала, увы, ограничены, и я вынужден попросить Вас, по необходимости кратко, рассказать об отце и его семействе…

– Папа мой, Николай Семенович Эйнгорн, родился в городе на Неве в богатой и многодетной семье крещеных евреев. После крещения одного из наших предков, по законам Российской империи, все последующие Эйнгорны автоматически стали полноправными русскими, без всяких ограничений и квот.

Мой дедушка по отцу Семен Яковлевич Эйнгорн, профессор медицины, возглавлял в российской столице институт и школу механотерапии Его Императорского Величества. Заведение деда находилось где-то на Каменноостровском проспекте.

– Отец Ваш пошел по стопам своего отца, врача-гигиениста?..

– Нет, мой отец был экономистом.

– А в каком году он родился?

– Не ведаю. Папа, как и мама, дней своего рождения никогда не отмечал. Рассказывать о маме мне не составляет труда, она часто вспоминала свою увлекательную и запутанную жизнь, папа же был человеком молчаливым и никогда не рассказывал нам о детстве, отрочестве, юности, о родственниках… Семейная жизнь наших родителей по приезде в Ленинград проходила странно: с 1927 года мы все время жили в этом чудесном городе, а папа всегда работал в каком-то другом – в Луге, Мурманске, Грозном, наконец, в Комсомольске-на-Амуре, где и погиб, попав в 1943 году под поезд. Папа часто приезжал к нам с чемоданами и пакетами, набитыми подарками и вкусной снедью, проводил некоторое время с нами и опять уезжал, регулярно присылая детям нежные письма, а маме деньги, что позволяло нам жить безбедно. Почему же папа не живет все время с мамой и нами, почему не работает в Ленинграде? Когда мы спрашивали об этом маму, она отвечала: «Папа считает своей первой обязанностью обеспечить своей семье достаточно зажиточную жизнь, чтобы я могла не работать и воспитывать вас, оболтусов, достойными людьми. А получить работу с хорошей зарплатой в Петербурге (название «Ленинград» мама не употребляла никогда!) человеку с фамилией Эйнгорн просто невозможно. В других же городах, поменьше рангом, Коле дают высокие оклады как толковому экономисту».

– В многочисленных и очень подробных анкетах, которые всем нам пришлось заполнять при советской власти, Вы, как я понимаю, о своем аристократическом происхождении умалчивали, иначе могли бы и на Колыму загреметь?..

– Предков и потомков моего сиятельного деда я теперь могу спокойно разыскивать (и кое-кого уже отыскал), не боясь загреметь за такую родню на Колыму. Следов же английского адмирала Питера Стэккиса, отца моей бабки по линии мамы, я не нашел. Сколько себя помню, всегда знал о своих родственниках голубых кровей из красочных рассказов мамы и относился к предкам-аристократам с глубоким уважением и любовью.

Указывал ли я их в анкетах? О чем ты говоришь! Почти семьдесят пять лет я об этом и не заикался. Надо ли объяснять – почему?!

Фаталист

– Царского генерал-барона и английского адмирала можно и нужно было, в интересах личной безопасности, не упоминать в анкетах. Но куда уйти от пресловутого «пятого пункта»?..