Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками

– А я скажу, сейчас скажу. В свое время я с Тростенецким год репетировал в режиме эксперимента Аблеухова, героя романа Андрея Белого «Петербург». Близкие мне люди, режиссеры, хорошо, казалось бы, меня изучившие, говорили: «Это не твое, ты зря взялся». А Тростенецкий работал, мучался вместе со мной, искал во мне, сочинял вместе со мной – верил. И я, конечно, ему ноги мыть буду. Хотя бы за то, что он рискнул, попробовал. В этом и есть тайна, наркомания нашей профессии.

Спектакль не вышел не потому, что у меня не получился Аблеухов, – по другим причинам. Аблеухова бы я сыграл очень достойно.

Теперь что касается «Макбета». Само слово «искушение»… Мы хотим ставить спектакль об искушении. Не о власти, не о предательстве, а об искушении. Человеку сказали: тебе будет то-то, то-то и то-то. Первое желание совпало, второе совпало, а третье никак не подоспеет. И он начинает его подгонять. Человек пытается подогнать судьбу под предсказание. Ему предсказали, что он будет королем, а тот гад все живет и живет. И леди Макбет ему говорит: «Надо убивать, тебе предначертано».

Тут неважно, какой Макбет, – лысый или кудрявый, старый или молодой. Речь идет о вещах, которые могут коснуться каждого из нас.

К черту придуманный кем-то стереотип: Гамлет должен быть таким, Макбет – таким, Екатерина – эдакой. Конечно, ненормально, когда персонаж говорит: «Мне четырнадцать лет, я имею право требовать от вас…» – а ему восемьдесят. А когда в пьесе речь идет о таких ценностях, как любовь, ненависть, предательство, победа, добро, зло, – они не подвластны ни возрасту, ни времени. Бродский хорошо заметил: человеческие отношения какими были в Древнем Риме, такими остаются и сегодня – меняются только одежды. Как были самоубийства, когда еще не было телевизора, автомобилей, самолетов, так они остаются и сегодня, когда уже есть Интернет и (как ее?) виртуальная реальность.

– Еще об одном вашем историческом персонаже и об отношении к нему – я имею в виду Ленина. Был фильм по Довлатову «Комедия строгого режима», потом эстонский фильм «Все мои Ленины». Последний раз, насколько помню, в роли Ленина вы появились на сцене БДТ в день его юбилея. И везде он – фигура фарсовая. Это дань времени или глубинное отношение?

– Как бы ни изменялись времена, Ленин для всех нас останется фигурой исторической, в одном ряду с Цезарем, Македонским, Наполеоном, Гитлером. Совсем маленьким я, конечно, об этом не думал. Выйдя из мавзолея, сказал: «Надо же, так долго лежит и так хорошо сохранился! Наверное, чем-то намазали – очень пахнет». Он не был для меня тогда ни великим, ни вождем. Потом в школе сочинял про Ленина стихи и думал о нем так, как мне внушили.

Сейчас – другое. Но от памяти о нем – я говорю о своем поколении – мы все равно не уйдем. Так же как от памяти о том, что родились все мы в Советском Союзе. Пусть это была страна, сращенная из искусственных полипов, но я родился именно в ней, а меня об этом заставляют забыть. Дело вовсе не в ностальгии. Мне нравится сегодняшняя Россия, я уверен, что мы выберемся к пристойному будущему. Но не со стертой памятью.

Мы и сейчас живем неплохо. Трудно, конечно, но неплохо. Нищие, алкоголики, бандиты были всегда, только раньше их ссылали на 101‑й километр. Сейчас не ссылают. Правда, как остроумно заметил один мой знакомый, все предыдущие сто распахнуты настежь, и по ним гуляют нищета и криминал.

Теперь Запад нас испугался и стал притворять границы, об открытости которых раньше так пекся. Я это испытал на себе, когда меня не хотели пускать в Штаты, чтобы я, не дай Бог, чего-нибудь там не заработал. В конце концов, предупредили: «Только на сцену не вздумайте выходить!» «Да что же вы, – говорю, – мужики! Что я, наркоделец какой-то? Какой вам ущерб, если мои соотечественники на Брайтон-бич дадут мне за выступление двести долларов на пряники?»

В общем, получилось: за свои пятьдесят лет я был десять дней в Германии по путевке «Спутника», несколько дней в Карловых Варах и сейчас в Америке, где мы снимали «Брат-2».