– И ладно. Считай, сделал мне комплимент. Я в последнее время частенько вспоминаю, как мы сходились с твоей бабкой, тяжело сходились, я бы даже сказал нервно, противоестественно, но потом вроде ничего, обвыклись друг с другом, и имелся во всём этом один момент, то есть не просто момент, некоторая длительность, несколько месяцев, как раз между предложением и свадьбой, не то дурмана, не то спокойствия, не то метаний, не то радости, короче говоря, чёрт знает чего. В конце концов я пришёл к выводу, что то время было временем моего счастья, было и прошло, как ты выразился, никогда более я такого не испытывал. Мне тогда казалось, что всё вокруг вторит моим мыслям, что все люди со мной заодно, что я понимаю подноготную всех вещей и таким образом господствую над ними. А если разобраться: ничем кроме учёбы я не занимался, а она мне очень нравилась, утоляла жажду знаний, без дураков, и разнообразила жизнь; имелась у меня пара-тройка друзей и много знакомых, но все из института, даже с одного курса, и не удивительно, что мы интересовались примерно одним и тем же; о широте познаний не стоит и заикаться, ты сейчас знаешь гораздо больше, чем я в то время, хотя я был старше на семь лет.
– И какой же из этого вывод?
– Хорошо, что спросил, следишь за мыслью, а то я начал забывать, к чему веду. Вывод очень простой. Счастье – это согласие всего с самим собой, а поскольку всё – это очень-очень много, и для твоего опыта оно совершенно случайно, то чем ты ограниченней, тем больше у тебя шансов стать счастливым.
– Что-то невесёлый у тебя, дед, получился вывод.
– Почему? Вывод вполне нейтральный. Дело лишь в том, как его воспринимать.
– И как же?
– Правильно воспринимать. Засунуть-ка себе своё самолюбие куда подальше, не чваниться и не заниматься самообманом, не считать, что всё вокруг создано лишь для тебя, а знать своё место и понимать степень своей ограниченности. Никто никого ни к чему не принуждает. Да, в жизни любого человека должны быть счастливые моменты, но именно моменты, сама жизнь – это уже длительность, в ней много чего встречается, много чего происходит, и ежели всё согласуется с твоими представлениями, то либо ты жалкий дурак, либо блаженный гений. Первое, как сам понимаешь, гораздо вероятней.
– Слушаю я тебя, дед, и верить не хочется. Я, конечно, не желаю цепляться за иллюзии, но слишком просто получается.
Между делом «дед» вскипятил чайник, разлил чай, достал из буфета коробку конфет, недоеденный торт из холодильника, и расставил угощения на кухне на таком же стеклянно-стальном столе, что и у отца.
– А это вполне может быть. Я не настаиваю на сложности и вполне допускаю нюансы. Ты ведь у нас в семье кроме всего прочего первый ещё и в том, что выучился не на ремесленника, юриста или финансиста, так что сам можешь кое-чему научить.
– Но только не в этом. Здесь, наверное, важнее всего жизненный опыт.
– Соображаешь. Ты пей, пей, а то остынет.
– Я люблю холодный.
– Дело хозяйское. Ты мне скажешь, чем намерен заняться дальше.
Аркадий очень обрадовался его вопросу: «Наконец-то первый здравомыслящий человек».
– Я ещё не определился, пока в раздумьях.
– Лукавишь, брат. Просто так ты сам выбирал университет? Просто так ты ездил заграницу? Просто так ты там проучился пять лет? А вернулся тоже просто так? Нет уж, внучок, если бы у тебя не было какого-нибудь плана или желания повыпендриваться, то на любом из этих этапов ты пошёл бы по пути наименьшего сопротивления, то есть в противоположную сторону.
– Не скажи. Намеренно я трудностей не искал, – но поскольку дед продолжал всё так же пристально на него смотреть, и ему самому хотелось поделиться своими соображениями, Аркадий начал говорить. – Мне нравится рисовать, и говорят, у меня это неплохо получается, только проблема в том, что каждый не гениальный, а хотя бы нормальный художник в моём возрасте уже написал несколько законченных работ, я же пока кистей с красками в руках толком не держал.
– И что ты намерен с этим делать?
– Какое-нибудь художественное училище, потом, может, удастся устроиться в мастерскую известного художника, будет видно.
– Но ведь училище – это среднее образование. Тебя не смущает такая деградация?
– А что делать?
– Отец уже в курсе, что выкинул на ветер кучу денег, затратив их на твоё образование?
– Почему на ветер? Совсем не на ветер. Чтобы быть мало-мальски вменяемым художником, надо хотя бы понимать, чем, например, отличается фламандская живопись от голландской.
– Понимаю. Неплохо у тебя складывается карьера.
– Постучи по дереву.
– Да где ж ты его здесь видишь! Так ты обсуждал с отцом свои намерения?
– Нет, пока не довелось. Мне кажется, он отнесётся к ним равнодушно.
– Ты правильно сказал, тебе это только кажется. Ты не знаешь Генку, он был очень рад, когда его сын решил заниматься искусством.
– Думаю, он ещё более рад, что Света решила продолжить семейную традицию. В таком случае меня можно отпустить.