Расстрел на площади

Игнатов впервые в жизни подумал о том, что не в грезах, а в реальности можно стать первым человеком страны. Его имя будет золотыми буквами вписано в мировую историю. Он, а не этот лысый круглолицый дурак, будет встречаться на равных с главами правительств и президентами крупнейших держав. Каждое его слово станет судьбоносным для миллионов.

Подгорный оговорился, что на первых порах, возможно, надо будет выставить взамен Хрущева «буферную» фигуру — какой-нибудь полный ноль типа нынешнего Председателя Президиума Верховного Совета СССР Брежнева, чтобы в случае чего его и отдать на растерзание толпы.

Игнатов согласно кивнул. Кто-кто, а Леня больше других годился на роль калифа на час.

— Но мне нужны гарантии, — слабо проговорил Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, отводя взгляд в сторону. — Вы же понимаете: я рискую слишком многим…

— Гарантия — наша с вами решимость и твердая уверенность в успехе, — ответил Подгорный.

Со времени этого разговора прошло уже изрядное время, и Игнатов грешным делом решил, что «государственный заговор» так и остался болтовней и ничего не сдвинулось, и уже забросил было свои честолюбивые мечтания, как вдруг — этот звонок Семичастного и с виду безобидное приглашение «заглянуть на огонек».

Игнатов аккуратно сложил бумаги на столе и протер полировку носовым платком.

Потом он медленно набрал по городскому телефону домашний номер и, стараясь говорить как можно более деловито и бесстрастно, произнес:

— Дорогая, это я. К ужину не жди. Дела. Да, возможно, и ночевать не приду. Не волнуйся. Целую.

Ему хотелось плакать. Но Игнатов был мужественный человек. Он знал — умирать надо уметь с достоинством. А то вот Берия, тот, говорят, обмочился, когда его поставили к стенке. Тьфу, противно.

Полчаса спустя, высоко подняв голову, Игнатов уже входил в тяжелые дубовые двери кабинета председателя КГБ.

Он был готов к тому, что в кабинете окажутся люди в форме и с суровыми лицами, которые сразу зайдут ему за спину, отрезая путь к отступлению, и до глубины души удивился, обнаружив в помещении одного лишь Семичастного, который к тому же гостеприимно поднялся ему навстречу.

— Спасибо, что нашли время для визита, — сказал Семичастный, усаживая обалдевшего гостя в кресло и опускаясь на кожаный, глянцево поблескивающий диванчик напротив. — Я бы и сам к вам приехал, да, знаете ли, разговор слишком серьезный. Мало ли что…

Даже в том взвинченном состоянии, в котором он находился теперь, Игнатов понял, что председатель КГБ имеет в виду возможное наличие в его собственном, игнатовском кабинете прослушивающей аппаратуры. Он через силу кивнул.

— Может, чайку? — поинтересовался Семичастный.

— Благодарю, не стоит.

— Тогда — к делу. — Председатель КГБ откинулся на спинку диванчика и полуприкрыл глаза. Вид у него был такой, словно вот сейчас, в эту минуту Семичастный собирается преспокойно всхрапнуть часок-другой, ничуть не стесняясь присутствием собеседника. Игнатов, впрочем, знал, что именно этот вид принимал председатель КГБ, когда собирался сообщить нечто государственной важности.

— Помните ли вы беседу, состоявшуюся прошлым летом в Пицунде? — спросил Семичастный.

Стены закачались и поплыли перед глазами Игнатова.

— П-простите, я не совсем понимаю… — жалким голосом пробормотал он.

Семичастный усмехнулся:

— Полноте, Николай Григорьевич! Нам ли с вами пристало ваньку валять! Вы имели конфиденциальный разговор с первым секретарем Центрального Комитета компартии Украины товарищем Подгорным или нет?

— И-имел, — безропотно подтвердил Игнатов, впрочем несколько приободренный тем, что председатель КГБ назвал Подгорного «товарищем».

— Так вот, решающий момент приближается.

Семичастный со значением поглядел на Игнатова. Тот предпринимал лихорадочные усилия, чтобы ничем не выдать своего ликования. Его не собираются арестовывать. Более того, выяснялось, что главный чекист страны тоже в стане заговорщиков. Игнатов был счастлив. Он будет ночевать дома, в кругу домочадцев, в своей кровати!

— Замечательно, — выдавил наконец Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, понимая, что молчание затягивается.

Семичастный тонко улыбнулся:

— Вам предстоит предпринять некоторые шаги, чтобы, так сказать, подтолкнуть дело к развязке.

— Что вы имеете в виду?

— Найдите возможность, чтобы попасть под благовидным предлогом на прием к САМОМУ. — Семичастный выразительно поднял глаза кверху. — Причем это надо сделать как можно скорее.

— Понимаю, — сказал Игнатов.

— У него на подписи лежат важные документы. Но он не торопится с подписанием. А надо, чтобы поторопился.

— Что за документы?

— Постановление ЦК и Совмина о повышении цен на мясные и молочные продукты.

Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР обалдело уставился на Семичастного.

— Да-да, — кивнул тот, — не удивляйтесь. Вы должны повлиять на… сами знаете, на кого, чтобы он поскорее поставил на постановлении свою подпись. Так надо.

— Но при чем тут я? Вряд ли Никита Сергеевич станет меня слушать.