Расстрелять

Пока нашли, кому ослеплять, чем ослеплять, прошло немного времени. Потом решали, как ослеплять. Посланный включил совсем не то, не с того пакетника, н то, что он включил, кого-то там чуть не убило. Потом включили как надо, но опять не слава Богу.

- Товарищ командир, фазу выбило!

- Ах, курвы, мокрощелки вареные, электриков всех сюда!

Уже стоят на мостике все электрики. Командир, вылив на них несколько ночных горшков, успокаивается и величаво тычет в катерок.

- Ну-ка, ослепите мне его!

Прожектор включился, но слаб, зараза, не достает. Командир смотрит на механика и говорит ему подряд три наши самые любимые буквы.

- На камбузе, товарищ командир, есть, по-моему, хорошая лампочка, - осеняет механика, - на камбузе!

- Так давайте ее сюда.

С грохотом побежали на камбуз, вывинтили там, с грохотом прибежали назад, ввинтили, включили - чуть-чуть лучше.

И вдруг - столб огня по глазам, как солнце, ни черта не видно, больно. Все хватаются, защищаются руками. Ничего непонятно.

Свет метнулся в сторону, все отводят руки от лица. Ах, вот оно что: это катерок осветил нас в ответ своим сверхмощным прожектором.

- Товарищ командир, - спросили у кэпа после некоторого молчания, -- осветить его в ответ прожектором?

- В ответ? - оживает командир. - Ну нет! Хватит! А я еще, старый дурак, говорю: ослепите этого братана из Арабских Эмиратов. Ха! А мне бы хоть одна падла сказала бы: зря вы, товарищ командир, изготовились и ждете, зря вы сусало свое дремучее раздолдонили и слюни, понимаешь, ожидаючи, напустили тут целое ведро. Нет! А я еще говорю: ослепите его! Мда! Да если он нас еще разик вот так осветит своим фонариком, мы все утонем! Ослепители! Свободны все, великий народ!

Пустеет. На мостике один командир. Он страдает.

Изолятор

Корабельный изолятор. Темный, тесный, как сумка сумчатого млекопитающего. Справа, как войдешь, докторский гальюн, прямо перед вами - двухъярусная койка, слева - окно, прорубленное в амбулаторию. Конечно, в амбулаторию можно попасть и из отсека, через дверь, но если не терпится, то ныряешь в эту прорубь, только для начала нужно встать на стол в позу медицинского телевизора (если не знаете, что это такое, - счастливые вы люди), а потом на четвереньках, вверх ногами сползти, обязательно ударишься коленкой...

Изолятор предназначен для зачумленных; в отсутствие таковых, в автономке, на нижнюю койку заваливается доктор, на верхнюю - особист (особый офицер).

У командования корабельный медик ассоциируется с тараканами.

- Что это у вас стасики бегают? Расплодили! Это ж невозможно, доктор, о чем вы думаете? На рожу же падают! Вот и мне вчера...

А еще... наш док знаменит тем, что зуб в море может выдрать только по подразделениям - "Делай - раз! Делай - два!"; и еще "посев" он может вставить с помощью пробирки всему личному составу. Происходит это так:

- Сразу штаны снимать надо. Ну? Как избушка на курьих ножках, поворачивайся к лесу передом, ко

мне - задом. Наклонись. Да не надрывайся ты так заранее, душа выскочит. Так... расслабься... Пробирка ощущается по нарастающей.

- А-аа!.. - непроизвольно говорит твой внутренний голос.

- Ну, вот и все, а ты боялась! - говорит тебе док. - А теперь нарисуем в нашей посуде ваши координаты...

Все, что выше пробирки, для дока сложно, но, как всякий врач, он любит отрезать и пришить. Правда, для этого непременно нужно отловить его в бодром состоянии.

В автономке док мучается. Бессонница. По двадцать часов кряду им изобретаются позы для сна, и, когда явь начинает терять свои очертания, в изолятор обязательно кто-нибудь вползет. Вот как теперь: матрос Кулиев, с камбуза, жирный насквозь, поскользнулся на трапе, головой встретился с ящиком, в результате чего ящик - всмятку, Кулиев - цел, на лбу кровь. Три часа ночи. Кулиев осторожно прикрывает за собой тяжелую дверь изолятора, после этого сразу же наступает антрацитная темень. Только со света, он стоит как столб, привыкает, ни черта не видно.

Док чувствует жаброй, что явились по его душу (не к особисту же), но ему не хочется верить (может, всетаки к особисту?), он затаивается, сдерживает дыхание; может, пронесет? Кулиев начинает искать дока: осторожно наклоняется, шарит наощупь, дышит, приближается. Док сжимается, закрывает плотно глаза. Тишина. Кулиев находит подушку, вглядывается: там должна быть голова. Док открывает глаза. Ясно. Ни минуты покоя. Целый день сидишь под лампой солюкс, как брюхоногое, и ни одна падла не заглянет, только лег - и "Здравия желаю": являются. Кровавая рожа зависает над доком. Теперь они смотрят друг другу в зрачки. Кулиев по-прежнему ничего не видит. Все это так близко, что дока можно понюхать. Кулиев, кажется, этим и занимается: сопенье, пахнущее камбузными жирами, шепот:

- Тащщщ майор... тащщщ майор!.. Это вы?..

- Нет! - отчаянно орет док. - Это не я!

От неожиданности Кулиев бьется затылком, и дальше из дока вырывается первая фраза клятвы Гиппократа:

- Как вы мне... надоели... Бог ты мой! - стон Ярославны и вторая фраза: - Как вы мне насто... чертели... как вы мне настопиздели...