Расстрельное время

Но сегодня Каретников, согласовав общую задачу со всеми командирами, полностью доверился начальнику штаба Гавриленко. Сам же командовал в этом бою своим полком. И выставил его против атаковавшего махновские порядки конного корпуса Барбовича, в самый его центр. Он понимал всё безумие своей затеи, и всё же был готов потягаться с Барбовичем силой. Скорее даже не силой, а хитростью, ловким фокусом, изобретенным некогда ещё Нестором Махно.

Каретников неторопливо прошел к своему коню, которого подвел к нему адъютант. И вороной красавец конь, узнав его, радостно заржал. Легко вскочив в седло, он проскакал вдоль строя.

— Шо? Страшно? — на ходу спрашивал он и, не ожидая ответа, мчался дальше. — Невже душа в пятках от страха?

Кавалеристы что-то кричали ему в ответ. До него доносились обрывки фраз:

— Их же море!

— Не подужаем…

— Да чого там…

— Бывало хужее!

Тем и отличалась Повстанческая армия от регулярной. Дисциплину махновцы соблюдали своеобразно. В карман за словом не лезли. Иной раз могли и матерком командира покрыть, если большинство считало, что командир не прав. Случалось, приходилось сдавать командование другому. Единственным непререкаемым авторитетом, приказу которого подчинялись все, был Нестор Махно. Любовь, уважение и беспрекословное подчинение махновцы перенесли и на Каретникова. Верили, что он тоже знает что-то такое, чего не знают другие и что поможет им выстоять в любом бою.

И сейчас он скакал вдоль строя своих кавалеристов только для того, чтобы подбодрить их. Он понимал: надвигающаяся лавина вселяет в них страх, и хотел увериться, что большинство разделяет его решение принять здесь бой и что в трудную минуту не повернут назад, к Сивашу.

— Не бойтесь, браты! Оны думают одолеть нас силою! А мы постараемся их хитростью.

Махновцы переспрашивали друг друга:

— Шо вин сказав?

— Сказав, хитростью!

— Значить, шось знае!

— Шось придумав!

— Ага! Вин такый, як и Махно. Той, бувало…

Каретников и в самом деле надеялся в этом бою больше на хитрость, которую они придумали вместе с Фомой Кожиным. Всё ещё дисциплинированный, хорошо вооруженный и отдохнувший после боев в Северной Таврии конный корпус Барбовича в открытом бою они победить не надеялись.

В безвыходных положениях Нестор Махно прибегал к хитрости. Так решили поступить и они. Если не удастся перехитрить Барбовича, придется купаться в Сиваше. И, прав Миронов, тогда надежда получить во владение Крым становилась бы несбыточной.

Возвращаясь на своё место в конном строю, Каретников видел, как из неглубокого распадка торопливо выезжают на равнину пулеметные тачанки. Развернувшись, они выстраивались позади конницы.

Мишка Черниговский с тоской наблюдал за проезжающими мимо тачанками. Неподалеку паслись десятка два подменных коней. Их всегда держали на тот случай, если под кем-то из командиров в бою падет конь.

Мишка обернулся к Кольцову, который сидел здесь же, рядом, на копенке почерневшей соломы, которая была, вероятно, совсем недавно крышей какой-то селянской хаты.

— Курорт, ей-богу! — с каким-то вызовом сказал Мишка.

— Что ты, Михаил? — не понял его Кольцов.

— Не можу я так, Павло Андреевич! — решительно сказал он. — Вы не обижайтесь, а только мне уже надоели вси эти курорты! Як потом людям в очи смотреть?

Он подхватил свой подсумок с патронами и короткий кавалерийский карабин, с которым никогда не расставался, и побежал к подменным коням. Выбрал себе невысокого плотного маштака и, не став седлать, вскочил на него.

— Ты шо, Михайло! — закричал кто-то из ездовых.

— А ничого! Бока отлежав, трошки повоюю! — и он хлопнул коня ладонью по крупу.

— Цэ ж Трояна маштак!

— Ничого! С Гаврилой мы помиримся!

Он выехал на поле, оглядел выстроенный полк. Облюбовал себе место, поскакал мимо конников и втиснулся в строй неподалеку от Каретникова.

— Ты чого тут, Мишка? — заметив его, прикрикнул Каретников. — Чого не при комиссаре?

— Комиссар отпустылы, — с некоторым вызовом ответил Михаил. Он ожидал, что Каретников отошлет его обратно, и приготовился всячески сопротивляться.

— Опосля накажу. Не забуду, — строго сказал Каретников. По той воробьиной взъерошенности и дерзости Михаила Каретников понял: парень принял решение и не собирался от него отказываться.

— То вже воля ваша, — поняв, что Каретников оставляет его в строю, покорно согласился Мишка.

…А конница Барбовича приближалась. Уже и без бинокля можно было рассмотреть лица всадников. Тепло и ярко одетые, отдохнувшие, они двигались навстречу повстанцам с некоторой торжественностью, как на армейском смотре. Они знали свое превосходство и были уверены: через короткое время их противник уже будет купаться в ледяной воде Сиваша.

Они торопились побыстрее покончить со всем этим, коней с рыси пустили в галоп и стали выхватывать сабли. Сабли ярко засверкали на солнце.

Каретников выжидал. Он высмотрел в поле, метрах в ста от него, молоденькое деревце и подумал: «Когда они прискачут к нему, надо начинать».

Глаза повстанцев уже были устремлены только на Каретникова. Они ждали его сигнала. А он медлил…