Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми

Такое часто употребляемое приложение разных вещей к себе самому, и потом одних ко другим между ими, долженствовало естественно произвести в разуме человеческом примечание о некоторых сношениях. Сии сношения, которые мы выражаем словами, великого, малого, сильного, слабого, скорого, медлительного, боязливого, смелого, и другие подобные понятия, по надобностям им сравниваемые. И почти бессмысленно, произвели наконец в нем некоторый рол рассуждения, или лучше сказать, разум машинальный, который ему показывал предосторожности самые нужнейшие для его безопасности.

Новые просвещения, выводимые из сих открытий, умножали его превосходство пред прочими животными, которые он и уразумел. Он приучился расставлять на них тенета; обманывал их тысячью разными образами; и хотя многие его превосходили силою в сражении, или скоростью в бегстве; однако он над теми самыми, которые могли его вредить, или могли служить ему, сделался со временем бичом первых и господином последних. Таким то образом первый взор возведенный на самого себя, произвел в нем первое действие гордости; таким-то образом он едва зная различать чины, и ставя себя в первых по целому своему роду, приуготовлялся издалека требовать того первенства и по своей особе.

Хотя подобные ему не были для него таковыми, какими суть для нас нам подобные, и он почти не более имел сообщения с ними, как и с прочими животными, однако они не были забвенны в его примечаниях. Сходства, которые он по времени между ними, между собою и супружницею своею усмотреть мог, заставляли его рассуждать и о тех сходствах, которых он не видал; а усмотрев что все они вели себя так точно, как бы он учинил и сам при таковых обстоятельствах, заключил он, что способе их жизни, мыслей и чувствований, был совершенно сходен с его способом, и сия важная истинна глубоко вкореняясь в его разуме, довела его по некоему предчувствию столь же достоверному, не гораздо скорейшему как диалектика, следовать наилучшим правилам в своем поведении, которое для выгоды и безопасности своей приличествовало ему иметь с оными.

Научившись по опытам, что любовь к благосостоянию есть единственное движущее действ человеческих, нашел он себя в состоянии различать редкие те случаи, в которых общая польза долженствовала заставить, чтоб он положился на вспоможение себе подобных, и еще реже тех другие, в которых желание многим к одному предмету простирающееся долженствовало его принудить, чтоб он им не доверялся. В первом случае, он соединился с ними в стадо, или, по крайней мере, некоторым вольным сообществом, которое никого не обязывало, и не долее продолжалось, как та мимоходящая нужда, которая оное составила. Во втором же случае, каждый искал приобрести свои выгоды, или открытою силою, если он мнил иметь к тому возможность, или искусством и тонкостью, если чувствовал себя против других слабее.

Сим-то образом люди могли приобрести себе нечувствительно некоторое грубое понятие об обязательствах взаимных, и о пользе происходящей от исполнения оных, но столько лишь колико мог востребовать настоящей и чувствительной прибыток; ибо, предвидение было для них ничто; и не только чтобы пещись о будущем отдаленном, они не помышляли и о завтрашнем. Когда потребно было им поймать оленя, каждый знал верно для того хранить место свое; но если бы заяц пробежал по близости кого-нибудь из них, то нет сомнения, чтобы он не бросился за ним без всяких мыслей, и что достигнув своей добычи, весьма бы мало помнил, что чрез сие лишит он своих товарищей их добычи.

Легко разуметь можно, что такое сообщение не требовало языка гораздо обширнее тех, какие имеют вороны, или обезьяны, собирающиеся стадами почти таким же образом. Крик без ясного произношения, множества телодвижений, и некоторые подражательные шумения долженствовали составлять чрез долгое время всеобщий язык; к чему прилагая во всякой стране несколько звуков яснее произносимых, и по согласию принятых, которых, как уже я сказал, установление истолковать гораздо не легко, стали они иметь языки всякой особливо. Но грубые, несовершенные, и почти такие, какие ныне многие дикие народы имеют. Я пробегаю как молния множество веков, принужден будучи к тому течением времени, изобилием вещей, о которых я говорить имею, и приращениями в началах почти нечувствительными; ибо, чем более происшествия были медленны, тем скорее их описывать.