— Подумайте о том, — возразил я, — что вы прибудете на поверхность нашего воздуха совершенно больной! Ведь воздух полезен для нас далеко не на всем своем протяжении: говорят, что уже на вершинах некоторых гор дышать им совсем невозможно. Поражаюсь, что люди, имеющие глупость верить, будто телесные духи обитают в самом чистом воздухе, не утверждают одновременно, что причиной их весьма редких и кратких визитов к нам является то, что очень мало есть среди них таких, которые умеют нырять, а также что даже эти последние из-за густоты насыщенного парами воздуха, в котором мы обитаем, могут нырять на его дно лишь на очень короткое время. Вот вам и естественные препятствия, мешающие нам выйти за пределы нашего мира и вступить в пределы мира лунного. Попытаемся по крайней мере в утешение отгадать все, что сумеем, об этом мире. Я считаю, например, что там можно увидеть небо, Солнце и звезды в другом цвете, не таком, как у нас. Все эти объекты мы наблюдаем как бы через очки природы, изменяющие их вид. Очки эти — наш воздух, напоенный, как я сказал, парами и испарениями, не поднимающимися слишком высоко. Некоторые из новых ученых[109] утверждают, что воздух сам по себе — голубой, подобный морской воде, и что как у воздуха, так и у моря цвет этот появляется на большой глубине. Небо, к которому «прикреплены» неподвижные звезды, как говорят, само по себе не имеет никакого освещения и, следовательно, должно видеться черным. Но на него смотрят сквозь голубой воздух, и потому оно кажется голубым. Если это так, то лучи Солнца и звезд не могут пройти через воздух, не получив немножко его окраску и не потеряв настолько же свой естественный цвет. Но даже если воздух не имеет своей окраски, известно, что, когда свет факела проникает через сильный туман, он издалека кажется красноватым, хотя это и не есть его естественный цвет: наш же воздух — это густой туман, который должен изменять в наших глазах подлинный цвет неба, Солнца и звезд. Только сама небесная материя может нам дать представление о свете и цветах во всей их чистоте и показать нам их такими, каковы они есть. Таким образом, воздух Луны либо имеет иную природу, чем наш. либо сам по себе окрашен в другой цвет, либо по крайней мере это какой-то иной туман, вызывающий иные изменения в окраске небесных тел. Наконец, для жителей Луны те очки, через которые можно все видеть, устроены иначе.
— Это заставляет меня предпочесть наше местопребывание лунному, — сказала маркиза. — Никогда не поверю, что набор небесных красок там так же прекрасен, как у нас. Допустим даже, если вам угодно, существование красного неба и зеленых звезд — все равно эффект будет куда менее приятным, чем от сочетания золотистых звезд с синим фоном.
— Вас послушать, — возразил я, — так вы словно подбираете материал на платье или для обивки мебели! Но поверьте мне, природа очень умна: дайте ей самой позаботиться о наборе красок для Луны, и я заверяю вас, все будет в порядке. Природа разнообразит зрелище Вселенной для каждой отдельной точки зрения, причем разнообразие это всегда очень приятно.
— Я узнаю ее искусство, — перебила меня маркиза, — она поостереглась менять сами объекты для каждой другой точки зрения и удовольствовалась тем, что поменяла очки: при этом ей приписывают всю честь этого великого разнообразия, а затрат на него она не сделала никаких. С помощью голубого воздуха она устраивает нам голубые небеса; и, быть может, с помощью красного воздуха она устраивает красное небо обитателям Луны: однако это всегда одно и то же небо. Мне кажется, она даже нашему воображению придала некий род очков, через которые все видно и которые сильно изменяют объект с точки зрения каждого другого человека. Александр рассматривал Землю как прекрасное место для учреждения на ней великой империи. Селадон считал ее всего лишь жилищем Астреи.[110] философу она представляется громадной планетой, плывущей по небу и со всех сторон облепленной глупцами. Я не думаю, что зрелище больше разнообразится на протяжении от Земли до Луны, чем здесь, при переходе от одного воображения к другому.