Рассуждения о религии, природе и разуме

— Но я не оставляю Луну без жителей, — подхватил я. — Чтобы сделать вам приятное, давайте снова заселим ее. В самом деле, поскольку лунные пятна совсем не изменяют своего облика, нельзя считать, будто вокруг Луны есть облака, которые затеняют то одну ее часть, то другую. Однако нельзя сказать, что Луна совсем не испускает никаких паров и испарений. Наши облака, которые мы видим несущимися по воздуху, — это испарения и пары, разложившиеся после своего отделения от Земли на такие крохотные частички, что их нельзя видеть; несколько выше они сталкиваются с полосой холода, способствующего их сжатию и тому, что они делаются благодаря объединению частиц снова видимыми. Таким образом получаются большие облака, плывущие по воздуху, для которого они чужеродные тела, и потому они выпадают в виде дождей. Но эти же самые пары и испарения иногда настолько рассеяны, что не поддаются зрительному восприятию, причем скучиваются они, лишь образуя очень прозрачную росу, выпадение которой из облака никому не заметно. Я предполагаю, что роса эта образуется из паров Луны: ведь должны же они с нее подыматься. Невероятно, чтобы Луна представляла собой массу, все частицы которой одинаково плотны, одинаково покоятся одна возле другой и одинаково не способны подвергаться каким-либо изменениям под воздействием Солнца. Мы не знаем ни одного тела подобной природы, даже мрамор — и тот не таков. Все тела, даже самые плотные, подвержены всяческим изменениям — либо под влиянием скрытого в них невидимого движения, либо под влиянием воздействия извне. Пары Луны не собираются вокруг нее в облака и не выпадают на нее обратно в виде дождей: они образуют только росы. Для этого достаточно того, чтобы воздух, которым Луна, по-видимому, окружена так же, как наша Земля, был несколько отличен от нашего, а нары ее также несколько отличны от земных. Все это более чем вероятно. Если материя Луны устроена иначе, чем материя Земли, необходимо и следствия будут иными. Но неважно: с тех пор как мы обнаружили внутреннее движение в частицах

Луны либо движение, вызванное внешними причинами, луножители возрождаются вновь и у нас появляются необходимые средства для их пропитания: все это снабжает нас плодами, злаками, водой и всем прочим, что только нам угодно. Я подразумеваю «плоды», «злаки» и «воду» с точки зрения Луны, которая мне, скажу откровенно, совсем не известна; всё это должно быть приспособлено к требованиям ее обитателей, которые мне не известны также.

— Иначе говоря, — сказала мне маркиза, — вы знаете только, что все это хорошо, но не знаете, каково это на самом деле; а это можно назвать большим невежеством, основывающимся на малом знании. Но утешьтесь: я счастлива хотя бы уж тем, что вы вернули Луне ее жителей, и была бы еще больше довольна, если бы вы придали ей своеобразный окружающий воздух: ведь теперь мне будет думаться, что без него любая планета покажется голой.

— Два этих различных воздуха, — сказал я, — затрудняют связь между двумя планетами. Если дело заключалось бы лишь в умении летать, кто знает — я ведь говорил вам об этом вчера, — не полетели ли бы мы в один прекрасный день? Однако я признаю, что возможность эта невелика. Нужно преодолеть еще одно препятствие — весьма значительную удаленность Луны от Земли. Но даже если бы и не существовало этого препятствия, если бы две эти планеты находились в непосредственной близости одна от другой, все равно оказалось бы невозможным перейти из одного воздуха в другой. Вода — это воздух рыб, и они никогда не переходят из нее в воздух птиц, равно как и птицы не переходят в воздух рыб. И препятствием для перехода здесь является не расстояние, а то, что для каждого из этих родов воздух, которым он дышит, представляет собой некую тюрьму. Мы видим, что наш воздух напоен гораздо более тяжелыми и плотными испарениями, чем воздух Луны. Поэтому житель Луны, который прибыл бы в пределы нашего мира, тотчас же задохнулся бы в нашем воздухе, и мы увидели бы, как он замертво падает на Землю.

— О! Как бы я хотела, — вскричала маркиза, — чтобы к нам прибыло большое судно, которое занесло бы сюда множество этих существ, и мы могли бы сколько угодно лицезреть их странное обличье!

— Но, — отвечал я, — вдруг они окажутся настолько ловкими, что сумеют проплыть по внешней поверхности нашего воздуха, а потом, любопытства ради, начнут выуживать нас отсюда — понравится ли вам это?

— Почему нет? — сказала она, смеясь. — Что касается меня, то я добровольно брошусь в их сети, только бы посмотреть на тех, кто меня выудил!