— Вроде чувствовал, что поначалу пыталась как-то воздействовать. Но мне об этом не рассказывала, естественно. Просто внезапно ощущал какую-то слабость душевную. То плакать, то ржать конем хотелось временами, беспричинно. Как дурачку. А еще страх. Почти паника. Или внезапное желание всех порвать. Но я с этим справлялся. — Хлыст с интересом смотрит на меня, — а тебя или кого-нибудь из твоих утром на мосту? Нет?
— Не заметил ничего похожего. Остальные вроде тоже.
— Ну, ты ей пока очень нужен. Спугнуть раньше срока опасается, наверное. Или сразу видит, что не выйдет… Её сложно понять.
Темнеет. Набираю дров из ближайшей поленницы и развожу небольшой костерок.
Заодно матом, про себя, шугаю сунувшегося-таки на запах алкопосиделок, Шептуна. И в чате приказываю своим не приближаться и даже не смотреть в нашем направлении. Установившуюся тонюсенькую нить доверия, может порвать в любую секунду все что угодно: от сообщения его сумасшедшей командирши, до низко пролетевшей птицы.
Пьем вино и едим очень вкусное мясо. Как два давно знакомых мужика, вырвавшихся «на природу» тупо побухать, да «за жизнь» поговорить.
Огонь неторопливо набирает силу.
— И что делать намерен, Виталий?
Хлыст молчит. Лишь сыроватые поленья в костре негромко потрескивают.
Огонь бросает отблески на его лицо. Покрывая тенями глазные впадины из которых нет-нет да и посверкивает непонятный взгляд.
Подполковник щурится от дыма. По-ребячьи вытягивает кулак сложенный в «фигу» в противоположную от себя сторону.
— Забыл сказать: «куда фига — туда дым», — усмехаюсь я.
— … Она реально сама рассудка лишилась. Я повоевал и немало, но такого озверения даже там не видел. Даже у людей, близких потерявших — такой холодной жестокости не было.
Рул как то обмолвилась: «Я ведь сейчас во многом превзошла всех в этом мире». Ну или что-то вроде… С такой гордостью и кайфом сказала, аж зрачки расширились… — майор резко обрывается, — Это я тебе сейчас не душу изливаю, Горан, а говорю для того, чтобы ты четко понял, что я против неё не пойду. И можешь считать меня кем хочешь. Мне дочь с матерью дороже твоего и чьего-либо еще отношения. И жизней посторонних. Ну и для того, чтобы ты твердо уяснил и прочувствовал — с кем имеешь дело. Не играй с ней в эти игры. Это как с коброй в «гляделки» в упор сесть.
— Да я еще на мосту любых иллюзий лишился. Когда сестра сестру пыряла.
— Так что я доложу о твоем «походе». Вот сейчас допьем и доложу. Просто давно так спокойно не сидел у костра… А ты должен быть готов к последствиям своего поступка. Ты нарушил её слово. Пошел поперек. Такого она не оставит… Да — ты ей нужен, как человек владеющий возможностью прохода в иной мир, но помяни мое слово — «ответка» прилетит обязательно. В какой форме — предсказать не возьмусь. Она может сделать все, что угодно: схватить твою женщину, убить друзей, приказать мне вырезать каждого пятого, не исключая детей. Или каждого пятого из детей…
— И ты вот так запросто — пойдешь резать головы соплякам трехлетним? А еще у нас и грудные имеются…
— Не я, а ты сам это уже почти сделал. Допустил такую возможность — наруша её приказ.
— Сам себя лечишь? Святое дело стрелки на внешние обстоятельства перевести. Мы, «человеки разумные» такие — сами с собой всегда договориться сумеем… Не вопрос. Только она мне не командир. «Приказ!» Мы договаривались о союзе. И приказывать нам она не может.
— А теперь выдохни и взвесь всё без эмоций. Может! Потому как весь ваш детский сад у неё в заложниках, считай. И тебе придется выбирать: или жизнь твоих людей или самостоятельность и независимость. Если конечно у тебя в рукаве не имеется еще какого-нибудь неизвестного, припрятанного, фантастического козыря.
Смотрю в его хмурое лицо. Он не отводит глаз. Без вызова — просто смотрит в ответ. Непроницаемо и все-таки с угадываемым страданием и усталостью. Какое-то время, не враждебно «бодаемся» взглядами.
Оглядываюсь. Пламя костра подчеркивает окружающую нас темень наступившей ночи.
— Ну и все-таки — чего делать будем, подполковник?
— Я против нее не пойду. — повторяет как мантру Хлыст, — да пойми же правильно — сам бы её задушил, но пока мои у нее — не пойду. А где они я не знаю. Так что…
— Можешь хотя бы не слишком мешать?
Он недолго помолчал.
— Я попробую. Но не в ущерб своим интересам.
— Спасибо. Если тебе будет нужна любая помощь — рассчитывай на меня.
— Только больше так не делай. Я ведь подозреваю, что тут не один за вами смотрю. Уже самим этим разговором с тобой наедине и несвоевременным докладом я возможно очень подставляюсь.
— Я не забуду этого. Спасибо.
Подумав и вдоволь посмаковав вкус вина, он решает продолжить разговор.