Рассвет

О, одно краткое мгновение способно окрасить вечность в те цвета, что вы выбрали для нее сами, ибо для того человек и приходит на свет, и покидает его! О, мимолетный миг, несущий на своих крыльях исцеление — или опустошение… как, должно быть, вздрагивают и бледнеют ангелы, которым вверены души людские, когда они видят полет этой искры, перечеркивающий или освещающий земное существование человека… и как печально и безропотно принимают они все секреты человеческой души, обреченно внося роковую запись в книгу его жизни…

Филип взял Марию за руку — за ту самую, что она прижимала к груди.

— Мария! Ты не должна даже думать об этом! Мне очень нравится Хильда — но на этом и всё. Дорогая, я всегда считал, что мы отчасти уже помолвлены с тобой — по крайней мере, что касается меня! Я просто ждал, пока обстоятельства позволят мне спросить тебя… ты не думаешь, что нам стоит пожениться?

Некоторое время она стояла молча, только зарумянилась еще сильнее, а потом осторожно подняла глаза на Филипа.

— Ты сделал меня очень счастливой, Филип! — вот и все, что сказала Мария Ли.

— Я очень рад, дорогая, что ты находишь во мне что-то хорошее… если ты действительно любишь меня и согласна связать со мной свою жизнь, но можешь немного подождать… я хочу попросить тебя кое о чем. Пожалуйста, только доверяй мне так же сильно, как ты любишь меня, Мария Ли! Я не хочу — по причинам, которых я пока не раскрою, но которые, поверь мне, просты и благородны — чтобы кто-нибудь сейчас знал о нашей помолвке, даже твоя компаньонка и подруга Хильда. Веришь ли ты мне настолько, чтобы выполнить эту просьбу?

— Филип, я верю тебе, верю так же, как люблю тебя, а люблю я тебя всем сердцем уже много лет. Теперь иди, дорогой мой, пожалуйста, иди — мне надо подумать.

В прихожей слуга поднес Филипу записку — она была от Хильды.

«Я передумала. Мы встретимся вечером в беседке. Мне есть, что сказать вам».

Прочитав записку, Филип тихо присвистнул.

«Дьявольски неловко! — думал он. — Если я собираюсь жениться на Марии, надо покончить с Хильдой… но я не могу с ней расстаться! Я люблю ее! Я ее люблю!»

Глава VI

Прошло некоторое время, прежде чем Филипп смог решить, пойдет ли он на свидание с Хильдой, или нет. Во-первых, в целом он чувствовал, что это небезопасно, поскольку встречи при лунном свете с такой очаровательной девушкой, как Хильда, дойдя до мисс Ли, вполне могут быть неправильно истолкованы. Во-вторых, в частности он опасался, что она не проявит к нему нежных чувств — и это вынудит его действовать совсем иначе. В двадцать один год к оскорблению собственных чувств относятся болезненно… а сами чувства порой имеют обыкновение заявлять о себе весьма неловким способом.

Часто бывает, что нам ужасно хочется совершить какой-то поступок — и он, должно быть, воистину плох, если мы сами не можем найти ему оправдания. Так было и с Филипом. Он говорил себе, что на свидании у него будет возможность сообщить Хильде всю правду о его отношениях с Марией Ли — и положить конец затянувшемуся заигрыванию… ведь все это не что иное, как заигрывание… то есть, если и звучали какие-то слова любви, и даже довольно страстное признание самой Хильды, неосторожно вырвавшееся из ее гордого сердца… Но ведь официально ничего сказано не было! Теперь же настал момент заявить обо всем ясно и недвусмысленно.

Филип решился пойти на свидание.

Однако тем же вечером, сидя в назначенном месте и ожидая женщину, от которой он собирался отказаться, но которую любил со всей силой своей необузданной натуры, Филип неожиданно стал рассматривать все происходящее с иной стороны, чувствуя, как его решимость потихоньку тает… То ли выбранное для свидания место повлияло на его нервы, то ли ночное безмолвие, казавшееся ему совершенно оглушительным и гнетущим, то ли страх перед будущими горькими словами, то ли предвидение болезненного расставания — ибо он знал о Хильде достаточно, чтобы понять, что оно будет болезненным, и она действительно больше никогда не побеспокоит его… одним словом, какие-то из этих обстоятельств повлияли на него так сильно, что он совсем разволновался и впал в привычную депрессию. Более того, все скрытые до поры темные стороны его души неожиданно пошли в рост под воздействием этой мрачной атмосферы. Суеверия и предчувствия вспыхнули в душе Филипа. Он сам населял пространство вокруг призраками, порожденными его собственным разумом — и боялся своих мыслей. Ему бы сбежать — но он не мог этого сделать; оставалось только наблюдать за мерцанием лунного света на мирной глади пруда — и ждать.