Рассвет

Ночь после приема Филип провел без сна, хоть его отец и отметил, что сын выглядит весьма утомленным; заснуть он не мог и все ходил и ходил по своей огромной, обшитой дубовыми панелями спальне, словно беспокойный призрак, до самого рассвета, пока не начали подкашиваться ноги; он все думал, думал, думал, пока его беспомощный и растерянный разум не уткнулся в мертвую и неподвижную стену отчаяния. После всех этих хождений и размышлений, после странного ступора, не дававшего прийти спасительному сну, выяснились два факта. Первый заключался в том, что Филип возненавидел своего отца, как только может ненавидеть погибшая душа демона, который терзает ее — возненавидел слепо, безумно, бессильно; второй — в том, что Хильду следовало посвятить во все происходящее, откладывать это более было нельзя. Затем Филип вспомнил про письмо, которое получил от своей жены прошлым утром. Он торопливо схватил его — и увидел, что на нем нет обратного адреса; Хильда сообщала, что будет в Лондоне к полудню первого мая, то есть — завтра. Это давало некоторую отсрочку — и Филип не жалел о ней, ибо ему предстояло рассказать жене не самую приятную историю.

К счастью для Филипа, на 30 апреля была назначена долгая встреча с арендаторами — предстояло оценить земли и обговорить детали окончания аренды с теми, у кого выходил срок. Это избавляло его от необходимости встречи с Марией Ли, поскольку события предыдущего вечера предполагали, что он должен бы нанести ей визит. В результате Филип с самого раннего утра занялся делами и вернулся домой очень поздно, так что даже не виделся в тот день со своим отцом.

Утром первого мая он позавтракал в половине девятого, а затем, так и не повидавшись с отцом, поехал в Роксем, чтобы сесть на поезд, который и доставил его в Лондон без двадцати двенадцать. Когда поезд медленно подъезжал к станции Паддингтон, с другой стороны платформы готовился к отправлению еще один состав, и если бы Филипу пришло в голову внимательно всмотреться в лица пассажиров первого класса, неторопливо занимавших свои места в вагонах, он мог бы заметить кое-что интересное; однако он, вполне естественно, был слишком занят своими мыслями, чтобы позволить себе потворствовать праздному любопытству. Сойдя с поезда, он сел в кэб и без промедления направился на Линкольнс-Инн-Филдс, к известному дому, где и спросил, дома ли миссис Робертс.

— Она еще не вернулась, сэр, — ответила миссис Джейкобс. — Сегодня утром я получила от нее записку, в которой говорилось, что она будет здесь к двенадцати, но сейчас уже двадцать минут первого, поэтому я полагаю, что она опоздала на поезд или передумала; в три часа будет еще один, так что, возможно, вам лучше подождать ее, сэр.

Филип был потрясен этим недоразумением — однако в то же время почувствовал и некоторое облегчение: у него появилось время, чтобы набраться сил перед неизбежным и ужасным моментом разоблачения и позора… ибо теперь он боялся своей жены.

Пробило три часа, однако Хильды по-прежнему не было. Филип всерьез забеспокоился; других поездов в этот день не было, поэтому он вынужден был сделать вывод, что Хильда отложила свой приезд по какой-то причине. Теперь он должен был либо отправиться туда, где Хильда остановилась — адрес он выяснил у миссис Джейкобс, — либо поехать домой и вернуться в Лондон завтра. По причинам, которые самому Филипу казались весомыми, но нам нет нужды вникать в них, он выбрал второе; оставив жене записку, он в отвратительном настроении поехал обратно на станцию Паддингтон, чтобы успеть на пятичасовой поезд до Роксема.

Теперь давайте вернемся в Эбби-Хаус — пока Филип метался по дому в Линкольнс-Инн-Филдс, здесь происходила довольно любопытная сцена.

В час дня старый мистер Каресфут, как и было у него заведено, уселся обедать — сам он считал обед довольно скромным, хотя за ним ему прислуживали и лакей, и дворецкий. Когда трапеза уже подходила к концу, к дому подъехал легкий экипаж, нагруженный чьим-то багажом. Лакей побежал к дверям.

— Симмонс! — сказал старый сквайр дворецкому. — Выгляните и скажите, кто там.

Симмонс выполнил указание хозяина и доложил:

— Не могу сказать точнее, сэр, но это леди, удивительно высокого роста.

Тут вернулся лакей и сказал, что дама не назвала своего имени, но хочет немедленно переговорить со сквайром наедине.

— Вы уверены, что леди не имеет в виду мистера Филипа?

— Нет, сэр, она сначала спросила мистера Филиппа, и когда я сказал ей, что его нет, она спросила вас, сэр. Я провел ее в кабинет.

— Хм! Что ж, во всяком случае, она совершила путешествие и, должно быть, голодна. Поставьте для нее прибор и пригласите сюда.

В следующий миг раздалось шуршание шелкового платья, и в комнату вошла дама в длинном плаще и шляпе с густой вуалью. Мистер Каресфут поднялся с обычной для него учтивостью, поклонился и пригласил даму присесть, а слугам жестом велел покинуть комнату.

— Мадам, мне сказали, что вы хотите поговорить со мной; могу ли я спросить, к кому я имею честь обращаться?