Рассвет

Затем, выбросив или пытаясь выбросить из головы все эти мысли, он направился через поля к Айлворт-Холлу, большому белому кирпичному особняку в стиле королевы Анны, расположенному примерно в двух милях от Аббатства, и по прибытии спросил своего кузена Джорджа, после чего был немедленно проведен к этому джентльмену.

Годы сказались на Джордже в большей степени, чем на Филипе, и хотя в его огненно-рыжих волосах не было ни малейшего намека на седину, налитые кровью глаза и разбежавшиеся под ними «гусиные лапки», не говоря уже о легком, но постоянном подрагивании руки — все говорило о том, что он был человеком средних лет и все эти годы прожил на полную катушку. Время сделало это лицо еще более неприятным и вульгарным, чем раньше. Фамильные черты Каресфутов, которыми Джордж еще обладал в юности, год от года во все большей степени уступали место натиску наследия кухарки, его матери. Короче говоря, Джордж Каресфут даже не выглядел джентльменом, в отличие от Филипа.

— Выглядишь ты не очень хорошо, Джордж. Боюсь, странствия не пошли тебе на пользу, — заметил Филип.

— Мой дорогой Филип, — отвечал кузен томным и манерным голосом, — если бы ты провел последние двадцать лет так же, как и я, то тоже выглядел бы слегка обрюзгшим. Я превосходно провел время, но дело в том, что я был слишком расточителен в своих силах, недостаточно думал о будущем. Это большая ошибка, и один из худших результатов заключается в том, что я совершенно пресыщен всем; даже игра la belle passion[5] отныне не для меня. Я уже десять лет не встречал женщины, которую оценил бы хоть в два пенса.

— Ах, тебе следовало бы продать это поместье и снять дом в городе; он подошел бы тебе гораздо лучше.

— Я могу сделать это, и не продавая поместье. Я не собираюсь его продавать — более того, ничто не заставит меня сделать это. Когда-нибудь я, быть может, женюсь и оставлю его в наследство, но, признаюсь, пока не собираюсь этого делать. «Женись, когда тебе понадобится сиделка, но не раньше» — это мой принцип. Брак — прекрасное учреждение для священников и дураков, двух классов, которые Провидение создало, чтобы населить мир; но мудрый человек должен хорошенько подумать прежде, чем угодить в этот капкан. Возьми, к примеру, твой собственный случай, мой дорогой Филип; посмотри, к чему привела твоя женитьба.

— Во всяком случае, — с горечью ответил его кузен, — тебе она уж точно пошла на пользу.

— Вот именно, и это одна из причин, почему я испытываю такое уважение к институту брака в целом. Брак стал моим личным благодетелем, и я поклоняюсь ему соответственно — на расстоянии. Кстати, разговоры о браке напомнили мне о его законных плодах. Беллами сказал мне, что твоя дочь Анжела (если бы у меня была дочь, я бы назвал ее Диабола, это имя больше подходит для женщины) стала необычайно красива. Приведи ее ко мне; я обожаю красоту во всех ее проявлениях, особенно в женском обличье. Неужели она действительно так красива?

— Я не судья, но у тебя скоро будет возможность составить свое собственное мнение на сей счет, то есть, я надеюсь на это. Я собирался прийти завтра с Анжелой, чтобы нанести тебе официальный визит.

— Очень хорошо. Передай моей прекрасной племяннице, что я непременно жду ее и буду готов, образно говоря, пасть к ногам ее прелести. Кстати, ты мне напомнил… вероятно, ты слышал о счастливой судьбе Беллами или, вернее, миссис Беллами?

— Нет.

— Как — нет?! Да ведь он теперь сэр Джон Беллами, рыцарь!

— В самом деле? Как ему это удалось?

— Помнишь последние выборы полгода тому назад?

— О, да! Миссис Беллами практически силой вынудила меня голосовать, хотя и против моей воли.