— Как это печально, — сказала Анжела, когда они возвращались домой.
— Да. И что это была за музыка! Я никогда раньше не слыхал ничего подобного. У вас есть дар, Анжела — вы должны попытаться выразить услышанное словами. Это будет настоящая поэзия.
— Как и этот старик, я скажу, что вы задаете трудную задачу, — отвечала девушка. — Однако я постараюсь — если вы пообещаете, что не станете смеяться.
— Если вы преуспеете на бумаге хотя бы вполовину так, как он на скрипке, ваши стихи несомненно будут достойны того, чтобы их послушать — и я, разумеется, ни за что не буду смеяться.
Глава XXV
На следующий день интереснейшая религиозная беседа между Артуром и Анжелой — беседа, начатая Артуром из чистого любопытства, а закончившаяся для обеих сторон весьма серьезно, — продолжения не имела, ибо знаменитый древнеанглийский климат вновь проявил свое превосходство и предательскую сущность. Из почти летней жары жители графства Марлшир внезапно оказались перенесены в царство холода, который по контрасту казался почти арктическим. Снежные бури били в оконные стекла, ночью даже ударили заморозки, а ужасный бич Англии, восточный ветер, который никто в здравом уме, кроме Кингсли, никогда не любил, буквально пронизывал все вокруг и завывал среди деревьев и руин так, что даже Лапландец дрожал.
При этих невеселых обстоятельствах наши компаньоны (ибо пока что они были, по крайней мере внешне, именно компаньонами) отказались от прогулок на свежем воздухе и принялись бродить по заброшенным комнатам старого дома, разыскивая множество свидетельств (и некоторые были весьма ценными и любопытными) о давно забытых Каресфутах и даже о старых аббатах, живших еще до них; среди их трофеев обнаружился, к примеру, великолепно иллюстрированный старинный молитвенник. Когда же и это развлечение было исчерпано, они уселись вместе у камина в детской, и Анжела переводила Артуру своих любимых классических авторов, особенно Гомера, с той легкостью и беглостью выражений, которые Артуру казались почти чудом. Когда им это наскучило, Артур стал читать Анжеле отрывки из произведений знаменитых писателей, которых Анжела, несмотря на всю ее ученость, в прямом смысле еще даже не открывала, в особенности Шекспира и Мильтона. Излишне говорить, что эти бессмертные строки, проникнутые сильным поэтическим чувством, стали для нее источником глубокого восторга.
— Как же так вышло, что мистер Фрейзер никогда не давал вам читать Шекспира? — спросил Артур, закрывая дочитанного до конца «Гамлета».
— Он говорил, что я смогу лучше оценить его гений, когда мой ум будет подготовлен к этому с помощью классического и математического образования, и что было бы ошибкой баловать мое умственное нёбо сладостями, прежде чем я научусь ценить их истинный вкус.
— Что ж, в этом есть смысл, — заметил Артур. — Кстати, как продвигаются стихи, которые вы обещали мне? Вы их уже написали?
— Я кое-что сделала, — скромно ответила Анжела, — но, право же, не думаю, что они стоят того, чтобы их читать. Удивительно, что вы все еще о них помните.
Артур, однако, к этому времени уже достаточно представлял себе способности Анжелы, чтобы быть уверенным: ее «кое-что» будет более чем достойным внимания, а потому мягко, но решительно настоял на том, чтобы она принесла стихи; затем, к ее замешательству, углубился в чтение.
Мы приведем их здесь, и каково бы ни было мнение Анжелы, читатель должен судить о них сам: