Сон не освежил Лауру и не принес желанного облегчения. Всю ночь ее мучили кошмары. То она изо всех сил бежала от преследовавшего ее мужчины, но ни на шаг не продвигалась вперед. То, приехав в аэропорт, обнаруживала, что у нее нет билета, мчалась домой, искала его повсюду и не могла найти. «Поздно, слишком поздно!» — закричала она и проснулась. Рядом с ней пьяным сном спал Бэд, а Том был один в своей комнате. Она должна убедиться, что ничего не случилось с Томом.
Она стояла у его кровати, глядя на него, освещенного слабым лучом света, проникавшим из холла. Странно было думать, что еще два дня назад она могла сердиться на него. Любовь к нему переполняла ее сердце, от этой любви становилось трудно дышать.
— Мама? Я не сплю, — прошептал он. — Мам? Они захотят, чтобы я уехал отсюда? — Он говорил спокойно и она порадовалась, что успокоительное оказало свое действие. — Я не собираюсь уезжать от тебя, папы и Тимми. Они не могут меня заставить.
— Вопрос так и не стоит, — заверила она. — Тебе уже больше восемнадцати. Ты волен поступать, как хочешь.
— Но мне придется встретиться с ними, да? Я не могу этого сделать.
Лаура обдумала эту проблему. Естественно, они захотят увидеть Тома. Даже если он откажется, они что-нибудь придумают. Да и кто повел бы себя иначе на их месте?
— Кое-какие обязательства по отношению к ним у тебя все же есть, — сказала она. — Ты думаешь только о своих чувствах, но представь себе и их чувства.
— Плевать мне на их чувства. У меня нет с ними ничего общего.
— Потому что они евреи, ты это имеешь в виду? Только поэтому?
— Этого вполне достаточно.
— Нет. Мистер Фордайс разговаривал с их адвокатом. Они оба согласны, что вам следует встретиться.
— Это будет сущим мучением.
— Нет. Я буду с тобой. Будет, конечно, тяжело, но не невыносимо.
— Ну, в любом случае я хочу, чтобы и папа был.
— Не знаю, сможет ли он это сделать, Том. В определенном смысле ему даже тяжелее, чем тебе. Он не признает, что это правда, и меня это очень беспокоит, потому что в конце концов ему все же придется это признать.
— Я не хочу встречаться с этими людьми, — повторил Том. — Уверен, что и ты тоже.
Она ответила не сразу, а ответив, сама удивилась тому, что сказала.
— В общем-то не хочу, но в определенном смысле и хочу. Мне хочется… хочется увидеть, в каких условиях жил Питер, — проговорила она и услышала, что говорит охрипшим голосом.
— Они назвали его Питером?
— Да, — ответила она, подумав: «Тому должно быть пришло в голову, что его самого могли бы звать Питером, если бы…»
— Зачем? — выпалил Том. — Все прошло, все кончено, какая разница, в каких условиях он жил. Ты же его даже не видела.
У Лауры стеснило грудь от жалости. Можно ли надеяться, что девятнадцатилетний юноша поймет чувства человека вдвое его старше, чувства женщины, матери?
— Том, Томми, — она уже много лет не называла его Томми, — это не имеет ничего общего с моей любовью к тебе, любовью такой сильной, что у меня не хватает слов ее выразить.
Он серьезно посмотрел на нее, слегка кивнул и произнес:
— Мам, ты не будешь возражать? Теперь мне бы хотелось побыть одному.
— Да, конечно. Утром поговорим еще.
Почти сразу же он позвонил Робби. У него было ощущение, что он взвоет, если ему не удастся рассказать кому-то о своем горе, излить душу человеку, способному его понять.
По голосу он понял, что разбудил ее.
— Так поздно? Что случилось, Том?
— Просто мне необходимо поговорить с тобой, — он понял, что не сможет обсуждать случившееся по телефону. Для этого ему нужно находиться рядом с ней в тихой комнате за закрытой дверью, чувствуя прикосновение ее рук. — Могу я увидеть тебя завтра?
— Томми, дорогой. Я пыталась дозвониться до тебя, но никто не подходил к телефону.
Верно. Они слышали звонок, но не стали снимать трубку.
— Я хотела сказать, что уезжаю. Меня не будет до начала следующего месяца.
У Тома упало сердце.
— Уезжаешь?
— Да. Я так взволнована, подожди, пока ты все узнаешь. Мой профессор по химии разыскал меня вчера, оказывается он несколько дней пытался связаться со мной. У меня слов нет, так это все чудесно, — она засмеялась своим переливчатым смехом. — Где-то в Айове проводится трехнедельный летний семинар, говорят, абсолютно потрясающий. Проводит какой-то известный химик-аналитик, фамилия тебе все равно ничего не скажет, я и сама о нем раньше не слышала. Доктор Морган говорит, что на проезд выделяется небольшая сумма… — В своем радостном возбуждении она тараторила не переставая. — Он рекомендовал Джо Майлса для участия в этом семинаре, но в прошлый понедельник у Майлса заболел отец и теперь он не сможет поехать, и Морган решил послать меня вместо него. Ну разве не изумительно?
— Чудесно. Я горжусь тобой. — И он действительно гордился. Красивая и умная девушка. Надо же, аналитическая химия. К сожалению, в данный момент он не мог в полной мере разделить ее энтузиазм.
— Участие в семинаре для меня большой плюс. Это сыграет роль, когда будет рассматриваться вопрос о назначении мне дотации для продолжения учебы в аспирантуре. А с дотацией и с тем, что я зарабатываю официанткой, я сумею продержаться.