— Удачи тебе, дорогая. Я рад за тебя. Буду скучать по тебе.
— Это всего несколько недель. С тобой все в порядке? У тебя голос какой-то унылый.
— Я без тебя всегда впадаю в уныние.
— Послушай, займись агитацией в пользу Джонсона. Это отвлечет тебя от всех других мыслей. Он борется изо всех сил. Ты слышал его вчерашнее выступление? Он положил Маккензи на обе лопатки. Это было великолепно.
Они говорили еще какое-то время, и в конечном итоге само течение их беседы начало оказывать на Тома успокоительное воздействие. Повесив трубку, он почувствовал себя лучше. В Робби было столько силы. Скоро она вернется, и ее любовь укрепит его.
ГЛАВА 4
«Нервы у нас натянуты до предела. Мы все — сплошной комок нервов», — подумала Маргарет, когда, проходя мимо зеркала в холле, поймала свое отражение и увидела, что губы у нее подергиваются.
Остальные сидели в ожидании в гостиной, чинные и напряженные, как люди, присутствующие на обряде бракосочетания или на похоронах. Артур, вознамерившийся просмотреть утреннюю газету, не прочел еще и первой страницы. Холли, сидевшая за игорным столиком, безуспешно пыталась решить кроссворд.
— Сядь и успокойся, — сказал Артур, подняв голову.
— Я спокойна. Ты не поверишь, насколько я спокойна, — ответила Маргарет.
— Вот уж действительно не поверю. Ты все время ищешь себе какое-нибудь занятие. Оставь эти цветы, они прекрасно смотрятся, — добавил он, увидев в руках у Маргарет садовые ножницы. Она собиралась срезать свежие ноготки.
Она отложила ножницы.
— Я просто хочу, чтобы все было в порядке. Мальчик… Том… — Она замолчала. Самоконтроль, помогавший ей держаться все эти дни, после того как они договорились о встрече, начал ослабевать.
Не зная, чем заняться, она обвела взглядом комнату — угловые диваны, яркие пятна абстрактных картин, приглушенные тона книжных переплетов на полках, занимавших большую часть стен. Все отполировано, пропылесосено, отовсюду стерта пыль.
Ее мысли сделали неожиданный скачок.
— Ральф говорит, у них красивый дом, очень старый, полный антиквариата. Он говорит, Пайге — это ее линия — жили там еще до революции. Должно быть хорошо жить в месте, где до тебя жили многие поколения твоей семьи.
— «До революции», — спокойно возразил Артур, — это немногим более двухсот лет назад. Мои предки жили в одном и том же городе в Германии с тысяча четыреста девяносто второго года, после изгнания из Испании.
— Ну, это уж слишком глубокая старина. Я имела в виду один из этих домов времен Конфедерации с высокими потолками и двойными лестницами.
— Конфедерация — это не твое прошлое. Будь довольна своим новым домом.
— Артур, я и довольна. Я хотела сказать… — Она прикусила губу. Они оба были взвинчены, а в таком состоянии легко наговорить лишнего. Она перевела взгляд на обеденный стол.
— Там хватит еды на двадцать человек, если тебя это беспокоит, — заверил Артур, проследив направление ее взгляда.
— Знаю, но им предстоит проехать больше сотни миль. Они, наверное, выехали рано, успеют проголодаться.
А может и нет. В конце концов, она ничего о них не знала — ни о Томе, ни о его… матери. Мысли ее приняли новое направление. «Если я смогу вынести это, значит я смогу вынести все что угодно», — подумала она и тут же приказала себе: «Думай о ленче — куриный салат, фрукты, миндальное печенье по маминому рецепту».
— По телефону с ней было приятно разговаривать, — сказала она, хотя уже раз десять рассказывала семье об этом звонке. — Я бы с удовольствием сама к ним поехала, но она ясно дала понять, что будет лучше, если они приедут к нам. Муж очень расстроен, сказала она.
— Расстроен, — фыркнул Артур. — Ральф в конце концов признался. Райс в ярости от того, что мы евреи.
— Знаю. Поэтому он и не приедет. Только она и мальчик.
Маргарет посмотрела на мужа. На его лице отразилась боль, которую он пытался скрыть. Наверное, подобную борьбу отражало и ее собственное лицо.
Услышав фамилию Райс, Холли подняла голову от кроссворда.
— И это предположительно мой брат. Твердолобый фанатик. Мой брат, — она покраснела от возмущения. — Вы можете такому поверить?
— Холли, не надо, — предостерегающе сказала Маргарет.
— Я ничего не могу с собой поделать. Мне очень жаль. Но то, что я слышала об этой группе в университете штата, настолько ужасно, что…
— Хватит, — скомандовал Артур. — Мы и так расстроены, жестоко расстраивать нас еще больше. И не говори «предположительно». Он твой брат, и мы должны принять и любить его, — голос у него сорвался.
— Хорошо, пап. Все что я хочу сказать: вся эта история — сплошное безумие. Из-за нее я чувствую себя предательницей по отношению к Питеру. Мой брат Питер, а не этот Том.