Рассвет

Четкие указания доктора Спрейга успокоительно подействовали на Лауру и Бэда. Теперь, по крайней мере, Тимми будет заниматься врач, которого они хорошо знали.

Но в том, что сказал доктор, выйдя к ним, не было ничего утешительного.

— Откровенно говоря, я опасаюсь инфекции. Очаг боли захватывает всю грудь, так что возможно это абсцесс. Пневмония и абсцесс. Для вас это не первый случай, так что, думаю, в более подробных объяснениях вы не нуждаетесь.

Ни Бэд, ни Лаура ничего не ответили. Спрейг помолчал, словно раздумывая, стоит ли пускаться в дальнейшие объяснения, зная, какую боль причинят они родителям.

— Нам придется накачивать его антибиотиками. Где же этот стажер с результатами анализа? Я позвонил, чтобы… А, вот и вы, — он нетерпеливо помахал рукой молодому человеку, вернувшемуся из лаборатории.

— Это определенно стрептококковая инфекция, доктор. Большое количество полипов и грамположительных кокков.

Нахмурившись, Спрейг покачал головой.

— Ну, что ж, везите его в реанимационное отделение. Ему, естественно, нужна отдельная палата. Продолжайте давать кислород. Следите за всеми показателями. Я дождусь О'Тула. Вандербек, — позвал он, отодвинув штору, — кто звонил О'Тулу? Что? А, спасибо, — и, повернувшись к Бэду с Лаурой, объяснил: — Доктора О'Тула нет в городе. Он вернется завтра во второй половине дня. Он оставил вместо себя Алана Коэна, тот уже выехал сюда. Мы успеем перевезти Тимми наверх к его прибытию.

Должно быть по выражению, промелькнувшему в глазах Бэда, или по тому, как он поджал губы, Спрейг понял, что за мысль пришла ему в голову. Он с упреком сказал:

— Если О'Тул оставляет кого-то вместо себя, можете быть уверены, что этот кто-то первоклассный специалист. Коэн учился на медицинском факультете Гарвардского университета, аспирантуру закончил в Корнелле, причем специализировался именно по легочным заболеваниям. Ну, а кроме того, он прекрасной души человек. Что вам еще нужно?

Занавески раздвинулись, и из палаты выкатили каталку, на которой лежал Тимми. Глаза его были закрыты. Он был таким бледным и неподвижным, пока каталку везли мимо них в другой конец коридора, что Лауру охватило ощущение присутствия смерти.

Тон доктора Спрейга изменился, он заговорил очень мягко:

— Я буду проводить лечение совместно со специалистом по легочным заболеваниям. Мы будем дежурить здесь круглые сутки и периодически сообщать вам о состоянии Тимми. Во что бы то ни стало мы должны вытащить вашего сына.

— Спасибо, доктор, — ответила Лаура.

— Спасибо, доктор, — повторил за ней Бэд охрипшим голосом.

Но оба они знали, что их сын умирает.

Они перестали отличать день от ночи. Счет времени велся для них теперь по четырехчасовым промежуткам. Каждые четыре часа им разрешали войти в палату, где Тимми боролся со смертью. Испуганные, они молча — ибо что можно сказать в такие моменты — стояли у кровати сына, глядя на маленькое личико, бледные веки, хрупкие, как ракушки, бледные губы, вокруг которых, когда на лицо Тимми падал свет, был заметен легкий пушок. Но наибольшие мучения Лаура испытывала, когда взгляд ее падал на тонкие беспомощные руки сына. Когда Тимми было всего три года — казалось, что с тех пор прошло целое столетие — врачи обратили внимание Лауры на легкое утолщение концевых фаланг его пальцев. Это утолщение называлось «барабанными палочками» и было первым, едва заметным признаком кислородной недостаточности. С того времени не было случая, чтобы Лаура смотрела на руки сына, не думая об этом.

Тишину нарушало ритмичное пощелкивание висевшего на стене аппарата, от которого тянулись проводки к груди Тимми. Этот аппарат позволял следить за работой сердца. Ах, все эти аппараты! Через определенные промежутки времени врач-легочник приносил еще один аппарат, с помощью которого в легкие Тимми вводили через рот воздух и лекарства. Лаура напряженно вслушивалась в потрескивание и пощелкивание приборов, внимательно следила за движением стрелок на их шкале.

Температура у Тимми не снижалась. Последние рентгенограммы показали частичный коллапс одного легкого. Бэд и Лаура сидели в приемном покое, держа в руках журналы, которые они ни разу не открыли. Большую часть времени с ними сидел и Том. Один или два раза в день доктор О'Тул сообщал им о состоянии Тимми.

— Абсцесс очень обширный, кроме того у него сильная пневмония и, конечно… — Он замолчал, не закончив фразы, потом заговорил снова. — Что я могу сказать? Это повторение того, что у него уже было, только сейчас случай более…

— …более тяжелый, — одновременно проговорили Бэд с Лаурой.

— Да. Мы вводим ему антибиотики, следим за кровяным давлением, за уровнем содержания белых кровяных телец, одним словом, делаем все возможное… — Он опять замолчал.

После его ухода все трое обменялись взглядами. И Лаура внезапно вспомнила о том, что из-за болезни Тимми совсем вылетело у нее из головы. Она вспомнила о другой трагедии и, подойдя к Тому, обняла его. — Иди домой, отдохни, — сказала она. — Возьми машину. Мы возьмем такси, когда сможем ненадолго уехать отсюда.

— Нет. Я хочу быть рядом с моим братом.