Рассвет

Длинная повесть Сашеньки о достижениях Кериофиса всё не заканчивалась и не заканчивалась, и Андрей слушал вполуха. Им овладела странная сонливость, вызванная не то прошедшим дождём, не то выпитым у Рудольфа чаем, не то игрой восковых свечей. Огненные отблески казались солнечными лучами, если не присматриваться к ним хорошо, и Андрею стало немного радостно — можно каждый день приходить в театр и наслаждаться солнечным светом. Мысль шла за мыслью, но Андрей никак не мог представить, что завтра он не увидит дневного солнца. И послезавтра, и через неделю, и через месяц. Солнца больше нет, и он увидит его только через двадцать лет, когда жизнь переменится целиком. Всё изменится, и новое солнце уже не будет прежним. Тем солнцем, что он видел в девятнадцать лет, когда стоял рука об руку с любимой Марго и смотрел на холодный розовый закат.

— Вас пригласили на вечерний приём? — вдруг спросила Сашенька, прервав свою оду древнему поэту.

— Пригласили, — ответила Марго, поймав на себе удивлённый взгляд Андрея. — Прости, я забыла тебе сказать, ты был слишком увлечён закатом… — Она опасливо посмотрела на Сашеньку и, убедившись, что она уже совершенно спокойна, продолжила. — Вдовствующая императрица приглашает нас на приём. Не только нас, но и всяких других деятелей искусства.

— Актёров в том числе, — подтвердила Сашенька.

Андрей, кажется, с рождения знал, что Императрица правит Белой Нордой больше тридцати лет. Когда-то давно она потеряла своего мужа, старого императора, и всех своих сыновей, которые поочерёдно выбирались правителями Норды, пока все не поумирали от каких-то неустановленных наследственных болезней. Императрица уже много лет правила в гордом одиночестве, и все знали, что после неё императорская семья Норды прервётся. Но однажды все вдруг узнали, что у Императрицы есть племянница-княжна, которую теперь прочили в наследницы Белой Норды. Её парадные портреты висели на стенах в императорском дворце, на них была изображена мягкая улыбчивая женщина с пустыми чёрными глазами. Когда она станет правительницей, ей, должно быть, и самой будет далеко за шестьдесят, по крайней мере, так писали самые смелые из городских газет.

— По какому случаю приём? — спросил Андрей, уставившись на девушек.

— Императрица хочет почтить память почившего дня, вспомнить ушедших в Долгий день и отметить начало Долгой ночи, — с готовностью ответила Марго, медленно и с расстановкой, чтобы ему точно всё стало понятно.

— Как можно отмечать конец света?

— Думаю, она просто хочет поднять всем настроение.

От предположения Марго Сашеньке сделалось грустно — как можно так думать об этой старой сероглазой женщине? Андрею тоже стало грустно, но по другой причине — Марго снова пыталась найти что-то хорошее в очень-очень плохом.

Глава 4. Императрица

Ты — свет в ледяном царстве, ты — сила, что защищает нас всех.

Твоя любовь — маяк в темноте, твоя преданность — щит для слабых.

Твои глаза — ледники, твои руки — мечи справедливости.

Ты — наша защитница, ты — наш страж на границе.

Мы молимся за твою мудрость и силу. Пусть сердце твоё будет полно любви, пусть душа твоя будет полна света. Мы благодарим тебя за то, что ты охраняешь нас ото зла. Наша любовь к тебе бесконечна, наша преданность тебе — навеки.

Голова опускалась за головой, оркестр играл торжественную музыку, а высохшая женщина с белым, как маска, лицом бесшумно двигалась по длинному красному ковру. Маска шевелилась, рассматривая подданных, смотревших ей в глаза с обожанием и восторгом. Церковник, прочитавший оду Императрице, медленно отошёл в сторону, и маска удовлетворённо кивнула ему, давая понять, что рада его безвозмездным стараниям.

Андрей в строгом чёрном костюме с синим галстуком тяжело выдохнул — неподвижно стоять в поклоне становилось невыносимо. Наконец музыканты протрубили сигнал, означающий, что Императрица присоединилась к своей свите и теперь изволит развлекаться, а значит позволяет своему двору делать то же самое. Андрей не видел Императрицу так близко ещё никогда, но когда старая женщина в безупречной маске прошла мимо него, он не посмел поднять глаза слишком высоко и рассмотрел только подбородок и безупречной формы скулы, острые, как ножи для рыбы.