Рассвет

Охотник включил фонарик, который все еще держал в руке. Луч света ударил в неподвижную фигуру Трегрея, и Охотник, замерев, внезапно рассмеялся от вспузырившегося в нем громадного облегчения.

Силовое поле, выставленное Трегреем, все-таки не смогло дать адекватную защиту смертоносному шквалу.

Трегрей был едва жив. Вообще непонятно было, как он умудряется удерживаться в вертикальном положении. Лицо его, сильно посеченное стеклом, лоснилось от темной крови. Кровь виднелась и в прорехах одежды. Из правого бока торчал обломок металлической трубы, подобной той, которой вооружился Охотник. Правая же рука была перебита в предплечье, остро белела проклюнувшаяся наружу кость. Но самое главное: над ключицей Трегрея, в основании шеи жутко поблескивал большой треугольный осколок стекла. Так глубоко вонзился этот осколок, что, скорее всего, серьезно повредил горло – с губ Трегрея тянулись к груди вязкие кровяные полосы.

Но глаза витязя, отуманенные болью, были открыты, и страха в них не ощущалось.

* * *

Нуржан отнял руки от висков и открыл глаза.

– Не вижу его, – хрипло пробормотал он. – Не вижу…

– В таком бардаке разве что разберешь? – покрутил головой Борян Усачев. – Да что они все, посбесились, что ли?

Обесточенный город Кривочки шабашно гомонил. Внезапная темнота и потоки невиданной энергии страшно преобразили его жителей. Вернее, нет, не так. Они не стали кем-то другим – просто все то темное, что таилось в их душах, лежало под спудом, чем-то заглушенное и задавленное – например, страхом, угрозой наказания или стыдом, – радостно и бурно поперло наружу… Толпа с недалекой площади, где теперь резали общий рыхлый шум командные выкрики витязей из ЧОПа, пытавшихся навести там порядок, растеклась по близлежащим дворам. А во дворах встретили их те, кто еще совсем недавно намеревался провести новогоднюю ночь под традиционное улюлюканье «Голубых огоньков», а с наступлением Великой Тьмы дружно повысыпали из квартир, треща фейерверками и петардами, заполошно крича, точно этими криками стремились заглушить в себе что-то… Кривочцы жгли костры, разламывая на топливо палисадники, обрубая ветви с деревьев, скакали вокруг костров какие-то первобытные танцы.

Нуржан, Борян и Артур чувствовали себя мореплавателями, сошедшими на незнакомый берег и очутившимися вдруг посреди туземного празднества.

– Того и гляди, сейчас друг друга на кострах жарить начнут… – озвучил эту мысль-ощущение Борян.

Все чаще и чаще с дурманяще оглушительным музыкальным ревом, полосуя тьму светом фар, проносились мимо них автомобили, водители которых предпочитали передвигаться исключительно по тротуарам и детским площадкам – и в этом тоже почему-то ощущалось нечто первобытное.

– Я читал когда-то, – высказался, озираясь, Артур, – как в конце семидесятых в Нью-Йорке молния угодила в линию электропередач, вследствие чего этот самый Нью-Йорк на несколько суток остался без электричества… Ну, как сегодня Кривочки… Так в первую же ночь чернокожие погромщики с окраинных гетто хлынули в центр и разнесли в щепки половину города… Жертв было!.. До сих пор статистики не могут определиться с точным их количеством…

Витязи, торопясь, выбрались на улицу Ленина, вдоль которой темными виселицами смутно угадывались потухшие фонари. Как раз в этот момент Ленина споро пересекала длинная вереница очень жизнерадостных граждан, нагруженных самыми разнообразными предметами бытовой техники. Замыкала процессию представительная дама в двух норковых шубах, волокущая большой телевизор, провод от которого тащился за ней, как хвост. Дама громко пыхтела, изо всех сил стараясь не отстать от своих.

– А что же полиция? – проводив на ходу обалделым взглядом целеустремленную даму, осведомился Борян. – Нью-йоркская, я имею в виду?..

– А что полиция? Да ничего. Стрелять по толпе им официально запретили, а задерживать погромщиков с помощью всего только дубинок оказалось не так-то просто. Погромщикам ведь никто стрелять не запрещал, чем они весьма активно пользовались… Нет, задерживали, конечно, кое-кого, но тотчас же и отпускали – тюрьмы с таким наплывом контингента не справлялись…

Навстречу витязям выкатился «газик» местного полицейского отделения с большими синими буквами «ППС» на борту. «Газик», судя по просевшему до земли кузову, был забит чем-то тяжелым до отказа. Свет его фар упал на витязей – и автомобиль тут же затормозил, натужно фыркая, развернулся и скрылся в неизвестном направлении.

– Участковый местный, – определил Нуржан сидящего за рулем полицейского.

– Что-то мне подсказывает, вовсе не скрученными хулиганами забит его «газик», – прокомментировал Артур.

Позади них грохнул ружейный выстрел.

– А вот это уже серьезно, – напрягся Борян. – Ну-ка!..

Витязи брызнули в разные стороны и спустя секунду сошлись вновь – вокруг истерзанного чернявого мужичка с охотничьим карабином в руках.

– Превед, Мамед! – узнал Усачев мужичка. – Ты-то чего безобразничаешь?