Рассвет для тебя

— Но дедушка, я не видел у тебя ни одной картины в кубизме. Почему ты перестал писать, как Пикассо?

— Я просто понял, что Пикассо может быть только один. Только ему было дано разделять окружающий мир на детали, а картины бесчисленных его подражателей выглядели нелепыми и смешными. Поэтому я уничтожил все свои работы и стал самим собой. Но кое-чему я все же научился у Пикассо: находить в простых вещах истинную красоту.

Старик умолк. Он обмакнул свою кисть в краску и принялся рисовать солнечные блики на крышах домов. Внук смотрел на замысловатые движения его кисти, на легкие, но точные, мазки и на вновь появляющиеся новые детали. У деда была хорошая память, и раз увиденное им мгновение он мог воспроизвести спустя долгое время.

— А что было дальше, дедушка, как ты стал самим собой?

— Я познакомился с твоей бабушкой, — сказал старик. — Любовь творит чудеса, она меняет человека. Мне захотелось рисовать что-то новое, что-то прекрасное, и я стал искать это прекрасное. Поскольку я без ума был влюблен в твою бабушку я начал с нее. Я написал десятки ее портретов, в самых разных образах. На моих картинах она была герцогиней и принцессой, монахиней и сестрой милосердия, барышней и крестьянкой.

— Да, я видел эти картины, они висят у тебя дома, и они очень мне нравится. Бабушка была очень красивой женщиной, как и моя мама.

— Твоя мама унаследовала от нее лучшие черты, — вздохнул старик. — Она очень на нее похожа.

— Но дедушка, ты ведь больше не рисуешь портреты?! Кроме портретов бабушки, мамы, меня и твоих самых близких друзей, я больше не видел у тебя никаких портретов.

— Да, теперь я пишу портреты очень редко. Хотя когда-то я только тем и занимался, что писал портреты на заказ. Но это быстро мне надоело. Писать портреты очень утомительно, это сильно выматывает. Причем по большей части выматывает работа с людьми, которые платят тебе деньги и заставляют писать так, как им хочется. Они хотят, чтобы ты убрал их изъяны и сделал их красавцами. И получается, что пишешь уже не ты, а они, комментируя каждый мазок и убивая тем самым правду и истинную красоту. Я писал портреты, когда нуждался в деньгах, а как только эта нужда прошла, я порвал с этим.

— И ты начал писать пейзажи?

— Да, я начал писать пейзажи, — сказал старик. — Хотя их я начал писать еще задолго до того, как порвал с портретами. Все началось с деревни…

— Как это с деревни?

— Ну, твоя бабушка ведь родилась в деревне. И как-то летом мы поехали к ней навестить ее родителей. И деревня покорила меня, там я увидел такое, чего не видел в городе. Я понял, что ничего не может быть красивее, чем дремучей лес с обилием его зеленых красок, или колышущаяся на ветру золотая рожь, или бескрайнее поле, усеянное душистой травой и дикими цветами. Я увидел, как в утренний час может быть прекрасно озеро, когда по берегам его растут плакучие ивы и их листва спадает на гладь воды, заросшую цветущими кувшинками. Я увидел, как в деревне работает простой народ, и как красиво это может выглядеть со стороны, когда идет сенокос, и мужчины косят высокую траву, а за ними остается пустое поле, с высокими стогами свежескошенной травы. А впереди трава остается такой же высокой, и они идут вперед и рубят эту траву своими длинными косами. Или как стадо коней несется по пустому, засеянному клевером полю, и их гладкая шерстка и длинные развивающиеся гривы переливаются в лучах солнца. Красивы и коровы, идущие на водопой, и топчущие грязь своими тяжелыми копытами, отчего в глине остаются их глубокие следы, тянущиеся до самой реки.

— Дедушка, ты все это так красиво описываешь, — сказал внук. — Неужели это действительно так прекрасно?

- Да, это действительно прекрасно. И все это я смог написать. Пока были живы родители твоей бабушки, мы часто ездили к ним в гости, и как легко и спокойно мне работалось там, так не работалось мне больше нигде.

— Но твои картины нашего родного города, его тихие улочки и старинные дома, тоже выглядят прекрасно.

— Возможно, — сказал старик и улыбнулся. Ему было приятно слышать, что внук понимает его и восхищается трудом всей его жизни. Старик положил кисть и перестал рисовать. Картина была почти закончена.

— Русская природа и простая деревенская жизнь научили меня ценить мгновение и восхищаться окружающим миром. Вернувшись из деревни, я просто не смог смотреть на мир, как раньше. Приевшиеся старинные домики и тихие улочки открылись передо мной в новом свете. Я понял, какое богатое наследие оставили нам наши предки, сколько переплетений стилей и характеров можно найти в архитектуре нашего города. И в каждый час, в каждую минуту эта красота своя. И я научился останавливать это мгновение и переносить его на бумагу.

— Как сейчас? — глядя на картину, сказал внук. — Город в час рассвета.

— Да, как сейчас. Идеальное мгновение. Что может быть прекраснее рассвета, и двух влюбленных, любующихся им?