Участки света между ними озаряли долину, что была заперта между холмами. Ее дно покрывал черный песок. По песку шла рябь, он сиял на солнце. Но одного места оно не касалось.
Каэл думал сперва, что то черные деревья: ветви без листьев, стволы с сожженной корой. Они были спутаны у одной из неровных стен. Они потемнели на солнце, тени сливались, пока они не стали черными.
Каэл проследил за лучом солнца, упавшим на узловатое дерево, дошел до спутанных корней у основания…
Погодите.
Два корня гордо изгибались из клубка, полностью одинаковые. Большая дыра, почти идеально круглая, была пробита посередине. Но пока Каэл не увидел острые зубы в конце клубка, он не понял, что смотрит на череп дракона.
Деревья оказались его ребрами, крыльями. Его когти все еще сияли на солнце на конце лап. Килэй присела перед ними, и каждый был с половину ее тела.
Она прижимала ладонь к земле, другая была у ее лица. Через миг она коснулась песка между когтей черного дракона. Он был светлым, пепельным. Она сжала его в кулак и поднесла к груди.
Каэл не понимал, что это значит. Он посмотрел на Его-Руа, но это не помогло. Белая драконесса ждала вдали за Килэй. Хотя Каэл не видел ее глаз, лежала она спокойно.
— Где валтас? — сказал Каэл через миг. Он искал, но видел лишь кости дракона.
Руа подвинул к нему коготь, почти коснувшись.
«Это валтас, человек. Эти кости Дорчи лежат с его смерти и все еще защищают пепел Его-Дорчи. Шаманы Диких земель своими ритуалами воровали души зверей. Они привязывали эти души к себе, чтобы увеличить жизнь и силу. Многие существа ничего не знают, кроме еды и логова. Пары для них лишь на миг. Связь с человеком для таких — честь, шанс пожить не так, как раньше. Но для драконов это проклятие, — Руа смотрел на кости Дорчи почти без огня в глазах. — Когда шаман драконов — дрэга — исполнял ритуал, это убивало одного из нас. Наши тела умирали, и души покидали Родину и соединялись с человеком, которого Судьба выбирала связанным с нами, и возврата не было. Порой драконы были одиночками, но чаще всего — нет. Лишиться пары — как умереть, пока живет тело, дышать воздухом без запаха, есть плоть без вкуса… гнить вечность в мире без красок. Дрэга жестоко поступал с нами, — чешуя Руа звякнула, он повернулся и посмотрел на лицо Каэла. Его глаза горели. — Дорча был сильным драконом. Он боролся с таким жутким гневом, что ни один самец не смел лететь над его долиной. Его родня клялась, что огонь у него в сердце, а не в легких. Но когда он потерял Его-Дорчу, сила оставила его. Ее душа была не на Родине, и Дорча был сломлен и не мог следовать. Он лежал на ее костях, пока они не стали пылью. Он собрал прах под собой, чтобы ни крупицу не унес ветер. Небо менялось, шло время… но огонь Дорчи уже погас. Его тело увядало, не замечало дни и ночи… а потом его душу позвали пересечь ледяные моря».
Каэл едва дышал. Слова Руа звенели в его сердце. И не только от чувств или боли. Килэй… все с ним делила. Они были связаны жизнями. Если он умрет, она увянет, как Дорча.
А Каэл умрет.
Он понимал ее полностью. Он знал, почему она плакала. Не ее прошлое вызывало ее слезы, а ее будущее. Это будущее — это отражение будущего ждало ее в конце жизни с Каэлом.
«Валтас не всегда трагичен. Он приносит значение нашим жизням, — продолжил Руа, не замечая, что сердце Каэла застыло. — Наши пары делают нас лучше. Делают нас целыми. Скажи, человек, какого цвета Моя-Руа?».
Вопрос был глупым, но Каэл был готов на все, лишь бы отвести взгляд от костей.
— Она белая.
Руа медленно моргнул.
«Для тебя, потому что она не с тобой связана. Но когда я смотрю на нее, я вижу красный — огненная чешуя сияет от ее движения. Она сияет там, где я тусклый. Но я люблю не только ее чешую. До встречи с Моей-Руа я был без цели, — сказал он со стоном. — У моего сердца не было цели, мои крылья носили меня по миру. Но у Моей-Руа был огонь ее отца, хоть она еще была мала для него. Я сказал ей, что огонь часто доводит ее до беды. Но я достаточно большой и сильный, чтобы нести всю страсть ее сердца, что она не может. Потому валтас свел нас, — сказал он, его чешуйчатые губы изогнулись. — Он знает, чего нам не хватает, и дает пару, что делает нас целыми. И когда мы только стали парой, Моя-Руа принесла теплый огонь в мою жизнь. Но после того, как ее мать, Его-Дорча, была жестоко украдена у нас… огонь стал яростным. Это другая сторона валтаса: делить радость и печаль. Я нес ее гнев многие годы, и я не всегда справлялся хорошо, — мрачно признался Руа. — Но даже так я лучше тысячу лет буду нести ее печаль, чем проживу хоть миг без нее. Она — Моя-Руа, потому что она — это я, идеальный я. Без нее я буду потерян. Скажи, человек… — он приблизил нос. Он был слишком близко. — Какого цвета Твоя-Каэл?».
— Ее зовут Килэй. И она такая, как тебе видно, — буркнул Каэл. Было сложно слушать Руа и не ощущать обмана. Они и тут не совпадали.
Как бы он ни любил ее, это не сравнить. Он не может заботиться о Килэй так, как она заботилась о нем.
Ничто из его поступков не сравнить с валтасом.
ГЛАВА 38
Последняя крыса