Рассвет на чужой планете

Этот вопрос Тиока повторяла уже третий или четвертый раз. Ее словно заклинило, и Валентину это уже начало откровенно бесить. Тиока вообще бесила ее с самого приземления. Своей слабостью. Своими капризами. Своей трусостью и неприспособленностью. И почему хорошие люди вроде Рози кончают с собой, раз и навсегда успокоив свое сердце, а такие, как она, живут и процветают? Нет, у медички были и свои недостатки, да и знала ее девушка всего ничего, а с Тиокой они три с половиной года учились вместе. Но все равно, это несправедливо!

— Что же нам делать теперь? — тянула свое Тиока.

— Не знаю, — огрызнулась Валентина. — Отвяжись! Надоела до смерти!

Эта случайная фраза вызвала целые потоки слез. Тиока разрыдалась, и Валентина мигом пожалела о своей вспышке. Что это на нее нашло? Всхлипнув, она сама бросилась к подруге, обняла ее, пряча лицо на плече:

— Прости! Я… я сама не знаю, что говорю!

— Это все так… так стра-а-ашно, — провыла в ответ Тиока. — Рози умерла-а-а…

— Да, — смотреть на скорчившееся тело было тяжело и неприятно, но оно постоянно притягивало взгляд, как магнит.

— Мы тоже умре-о-о-ом…

— Нет, — Валентина с усилием выпрямилась, стиснув зубы, и заговорила, заставляя себя проталкивать слова сквозь челюсти, — нет, мы не умрем. Рози была ранена. У нее было… были боли в животе. Ей нужна была срочная операция. Мы бы не смогли ее сделать, даже если бы нам дали инструменты и все нужные приборы. Мы бы не знали, как… Мы бы ее убили. Она… она просто сделала это за нас. Быстро и… безболезненно.

— Правда? — Тиока подняла залитое слезами лицо. Оно стало почти оранжевым от прилившей к щекам и лбу крови.

— Правда, — кивнула Валентина. — Она медичка… была медичкой и знала, как надо поступать. Для нее все самое страшное позади…

Она осеклась.

— А для нас? — подруга высказала то, что самой девушке произнести вслух мешал страх. — Что нам делать… теперь?

«Теперь, когда мы остались вдвоем!» — прозвучало невысказанное. Валентина прикусила губу. Умом она понимала, что нельзя вечно сидеть вот так, обнявшись. Что надо жить и что-то предпринимать. Вернее, стараться выжить. В школе им говорили об этом на уроках выживания, но почти четыре года жизни вне дома, на относительно благополучной Весте, расслабили Валентину. Да и разве подойдут навыки выживания в горах для этой пустынной местности?

И все же…

— Ну, для начала, — она отвернулась, — мы должны ее похоронить.

Обе девушки посмотрели на тело Рози. Солнце немного передвинулось на небе, и сейчас тень от капсулы падала на него так, что непосвященному казалось, что медичка просто спит, отвернувшись ото всех.

— Похоронить?

— Да, — как ни странно, но беспомощность подруги придавала сил, — или ты хочешь оставить ее тут… валяться?

— Нет, но… думаешь, это правильно — хоронить ее тут? В этом месте?

— Можем поискать другое.

— Я не то имела в виду. Она ведь будет лежать тут. На этой планете. Вдали от…

— От внешнего мира, не так ли? Но… не все ли ей равно? Когда мы отсюда выберемся, мы скажем спасателям, что случилось, и тогда они найдут какой-нибудь способ переправить ее домой.

Этот аргумент положил конец дискуссии.

Могилу копали по очереди, передавая друг другу инструменты. Грунт оказался тяжелым — сплошные камни, так что за остаток дня удалось только выкопать неглубокую, едва ли на ладонь, ямку. Дальше шел сплошной камень, о который тупились инструменты. В конце концов, Валентина решила оставить все, как есть. Все равно большего они сделать для умершей не могли.

Работу заканчивали уже в темноте, на ощупь, при свете редких звезд. Тело Рози оказалось лишь чуть-чуть присыпано каменной крошкой и пылью и пришлось сгребать песок со всей округи так, что, в конце концов, получился продолговатый курган. Его обложили по периметру камнями, чтобы песок не слишком рассыпался, и еще один камень утвердили сверху. А чтобы с первого взгляда было ясно, что это не случайная насыпь, вторым камнем придавили к первому оторванный кусок рукава от ее комбинезона. На сером фоне оранжевый лоскут должен быть виден издалека.

К тому времени царила уже глубокая ночь, и на поверхности похолодало так, что зубы стучали. Но девушки настолько устали, так вымотались, что не ощущали ничего. Кое-как закончив работу, они повалились на землю и уснули, обнявшись.

Сомба-99 чувствовал себя странно. И дело было в том человеке, который сейчас приходил в себя в медотсеке под присмотром Лонг. Вернее, в том, что он был человеком.

Капитан «Шхех» и верил спасенному, и не верил в то же время. Конечно, катастрофа была самая настоящая — рабочие полдня копались на том месте, где рухнули останки корабля, изучая место падения и место, куда катапульта отбросила штурманское кресло вместе с человеком. Почему-то не сработала вторая катапульта, или же она сработала, но с опозданием в пару нано-единиц, из-за чего и погиб тот, второй человек. Он просто не успел спастись.