Рассвет на закате

Один раз он посмотрел наверх, и она отскочила назад так быстро, что чуть не сломала шею. После чего она подкралась к своей скомканной постели и еще раз послушала эхо шести массивных ног, на этот раз поднимавшихся по ступенькам.

Спальню он не запер, наверное, забыл. Какая разница?

Но одно было совершенно ясно: кому-то придется уйти. В этом старом доме может быть четырнадцать комнат, но для них обоих этого недостаточно.

Осознавая вероятную правду, что переезжать без сомнения, придется ей, она наконец заснула.

Глава 9

Элинор проснулась под нежный серебряный бой старинных французских часов и разлепила заспанные глаза навстречу туманному утру. Она чувствовала себя так, словно только что легла в постель.

На короткое время она застыла, вглядываясь в лепную розетку на потолке, очень стараясь хоть как-то прийти в себя. В ее голове царил такой разброд, как будто кто-то напихал туда кусочков мрамора, а потом разбросал их во всех направлениях. Но, по крайней мере, это было не то, что вчера, когда она проснулась в тихом доме, наполненном болезненными воспоминаниями, в каждом пустом уголке которого эхо все еще повторяло любимый голос, который она никогда больше не услышит.

Сегодня никто не назвал бы этот дом тихим.

Большая собака была где-то у окна и кого-то громко облаивала. Когда Элинор выглянула, прислушиваясь, другой голос — тоже громкий — прогремел: «Чарли, черт возьми, заткнись, или я открою окно и загоню эту белку в дом!»

Определенно угроза подействовала, поскольку лай прекратился. Затем открылась дверь на другой стороне коридора, и босые ноги прошлепали по направлению к ванной комнате, хлопнула дверь, полилась вода, и раздалось жужжание электробритвы.

«Так даже лучше», — подумала Элинор, помрачнев и чувствуя себя совершенно несчастной то ли из-за того, что скрытая в ее душе хранительница очага взбунтовалась, то ли из-за того, что шаги ее невидимого в данный момент соседа прервали ее сон.

Журчание воды сменилось шипением душа. Электробритва умолкла, а он своим глубоким голосом принялся напевать себе что-то под нос, а затем перешел на нечто, смутно напоминающее: «Из-за острова на стрежень», вставляя отдельные русские слова, которые явно были непристойными если не в артикуляции, так по смыслу.

Он определенно занимался в России не только тем, что просвещал местных фермеров вместе с компанией себе подобных.

Оказывается, этот Бентон Бонфорд не так уж однообразен. И упрямый непреклонный характер, присущий фермеру-свиноводу из захолустья, — только одна из его особенностей. И тут мысль о том, что он стоит под душем и намыливается, навязчиво завертелась в ее голове. Она так и видела, как вода стекает по его густым белым волосам на затылок и дальше — на крепкую шею. Кружевные хлопья мыльной пены ползут вниз, вниз, омывая литую грудь, покрытую курчавыми волосками, и мускулистый торс…

Достаточно с нее любвеобильности.

Элинор ударила по подушке сжатым кулаком — удар получился глухой, опустила голые ноги на холодный пол и сунула их в свои пушистые тапочки. Овальное зеркало над туалетным столиком в стиле Регентства красовалось в ярком свете утра. Она фыркнула, поглядев в него, заставила себя выпрямиться и затем долгим тяжелым взглядом уставилась в свое отражение.

«Ты, идиотка, — сказала она злобно сама себе, — что ты пытаешься получить — второе детство? Черт возьми, кем ты себя возомнила? Ну так я скажу тебе: ты далеко не утренняя роза, подруга. Через шесть недель у тебя день рождения, и тебе исполнится вовсе не двадцать один год. И больше того, тебе предстоит борьба за выживание, и нечего пытаться победить в ней, корча из себя кого-то, кем ты не являешься. Если ты намерена строить из себя маленькую беззащитную конфетку, это одно дело, потому что цель этой игры — получить то, что ты хочешь, и немедленно. Но превращаться в квашню только из-за того, что какой-то ковбой с седой шевелюрой так долго не получал своего пайка на сеновале, что даже ты для него выглядишь хорошо, — это совсем другое дело. Этого ты себе позволить не можешь».

Когда Бентон Бонфорд вышел из ванной, он обнаружил, что она стоит, прислонившись к стене, по самые глаза закутанная в тяжелый халат. И ждет. Определенно. Это называется «пытаться установить очередность в пользовании удобствами».

Попытка провалилась. Он просто прошел мимо, овеяв ее запахом мыла и одеколона, сказав:

— Привет. Поторопитесь. Я спускаюсь и варю кофе.

А еще он использовал всю горячую воду.

Когда наконец она спустилась вниз, то была угрюмой, потому что никакие щипцы для завивки не способны привести в порядок волосы, которые давным-давно пора подстричь, а тяжелый свитер не особенно отвлекает внимание от пятен на серых штанах. Ей надо заняться стиркой.

Бентон сидел за столом, складывая вафли из тостера в аккуратную стопку.

— Привет. Хотите?

— Я не ем много на завтрак.

— Городское воспитание. Если бы вы жили на ферме, то не отказались бы.