Рассвет на закате

Он отступил к стене позади себя и уложил огромные руки в излюбленную позицию — скрестив их на груди. Он смотрел на нее, нахмурившись, и выглядел таким же грозным, как погода за стенами дома. Элинор оглянулась, и в ее голубых глазах, которые потемнели от гнева, мелькнул страх перед мраком царящей на улице ночной бури.

Чрезмерно спокойным голосом он продолжал:

— Я сказал — опустите статуэтку, пока никто не пострадал — и вы можете быть чертовски уверены, что если уж кто-то и пострадает, то уж не я. Мне жаль, Чарли напугал вас. Если бы вы выслушали меня…

— Кто такой Чарли? — спросила она, застыв от ужаса при мысли, что их может оказаться двое, и крепче сжала статуэтку.

— Моя собака.

Этот чудовищный бегемот, который залез к ней в кровать? Она сварливо сказала:

— Да вы шутите!

Мужчина пожал плечами, заглянул через ее плечо в освещенную спальню и тихонько свистнул. На огромных мохнатых лапах со скорбной мордой и поджатым хвостом здоровенный коричневый с белым сенбернар вышел из ее спальни и с унылым видом грузно уселся на пол у ног Бентона Бонфорда. Элинор задохнулась от изумления и опустила статуэтку.

— Вы не можете утверждать, что я не пытался предупредить вас, — невозмутимо сказал Бентон Бонфорд.

У Элинор кончилось терпение, и она воскликнула:

— Предупредить о чем?

— О вероятности того, что он сидит под вашей кроватью.

— Под моей…

— Именно. Я выпустил его из комнаты, когда снова поднялся наверх с вашими, между прочим, туфлями, пальто и сумкой, которые лежат сейчас перед вами на стуле и которые я обнаружил, когда закрывал окно в кладовке, — ведь вы забыли их. Помните первую вспышку молнии, когда мы еще были внизу? Это привело его в ужас. Я знал, что так и будет. Он панически боится грозы. Моя кровать слишком низкая, чтобы он мог залезть под нее, вот он и выбрал вашу. Вы теперь понимаете, что Чарли — суеверный подлиза и трус, так ведь, старик? Посмотрите, он весь дрожит. Вы, глупая женщина, до смерти напугали его.

— Да я сама… — произнесла она и умолкла.

Элинор открыла рот, словно рыба, вытащенная из воды, и к своему ужасу обнаружила, что ее защита целиком и полностью сломлена — результат последних четырех дней, — когда ей требовалось все ее мужество. Крупные слезы потекли по бледным щекам, отчего на ее губах возник солоноватый привкус.

Бентон Бонфорд хрипло сказал:

— Прекратите это!

Элинор закрыла руками свое мокрое лицо, покачала растрепанной головой и промямлила:

— Простите, я не могу. Не смотрите, просто уйдите.

Ее ответ сопровождался глухим шлепком, поскольку Бонфорд повернулся и врезал своим кулачищем по стене. Результатом удара оказалась неглубокая выемка на старых обоях и испуганное выражение, которое появилось на и без того перекошенной морде Чарли. Сам же Бентон Бонфорд сжимал и разжимал свой кулак, тяжело дыша. Не глядя на Элинор, он произнес:

— Когда вы закроете дверь, придвиньте к ней стул, я вам советую.

И затем, поскольку Элинор таращилась на него, не двигаясь, повернув к нему мокрое лицо, он посмотрел на нее и сказал напряженным строгим голосом:

— Черт возьми, дамочка, у меня не было женщины вот уже восемь недель. Мне уже шестой десяток, но я уверен, что это еще не конец жизни. Вы что, не понимаете, как сексуально выглядите?

И тогда — разве она успела бы заметить это в своем яростном прыжке из кровати, — она обнаружила, что верх ее широкой пижамы расстегнут, булавка потерялась, и в отчаянном порыве к своему воображаемому убежищу она не заметила, как широкие штаны свалились с нее и теперь лежали на полу, и самое страшное, что от ее глубокого вздоха пижамная куртка разошлась, и ее грудь была почти полностью обнажена.

Вдруг Элинор поняла, и это было, как вспышка молнии, что еще никогда не видела более красивого мужчину, начиная с его могучей выпуклой груди, покрытой серебристыми волосками, и заканчивая длинными мускулистыми ногами; он был в светлых плавках и больше всего на свете походил на Геракла, а его жена, наверное, сошла с ума…

Перед ней открылась головокружительная опасность, с которой ей раньше не приходилось сталкиваться ни в круговерти своего короткого замужества, ни в период редких увлечений ее вдовьих лет, и вообще за всю ее жизнь.

Снова сверкнула молния, приглушив свет до неясных сумерек, но что-то совершенно новое возникло между усталым мужчиной и измотанной женщиной, стоящими в коридоре, заставляя их зажмуриться. Если бы он протянул к ней руки или она сделала бы это, то произошло бы неизбежное. Но в этот момент свет окончательно погас, и к хриплому, затрудненному дыханию двух человек присоединилось жалобное повизгивание испуганной собаки, и очарование пропало.

Мужчина невнятно пробормотал:

— О, Господи! — и наклонился во мраке, чтобы успокоить съежившегося пса, забившегося в пространство между стеной и ногами хозяина.

Женщина не сказала ничего.

Глава 7