Рассвет над Балтикой

– Про Нерчинск я уже говорил, а теперь смотри, вот здесь, – мокрый палец Литвинова ткнул в середину северного участка Амура в верхнем течении, – Албазинский острог. Казачки его отвоевали у местного князя Албаза. И в ста верстах на северо-восток от него, – мокрое пятно охватило верховья Зеи, – и вот здесь, – такое же пятно охватило практически все течение Селемджи, – есть золото. И много. Но про это тоже пока никто не знает.

– Эвон оно как, – Ордин-Нащокин перекрестился, – злато с серебром. Это ж, какой казне прибыток. А твой то резон какой мне все это говорить?

– А мне от царя привилегии для других дел понадобятся, в свое время… Может это серебро с золотом и поспособствуют.

– А еще резон в том, что в 58 году маньчжуры поскребут по сусекам и наберут что-то около 7 000 войска. И осадят Албазин. И казачки, что-то около 400 человек с крестьянами, будут сидеть почти год, пока не расстреляют весь порох, и не съедят все припасы. А потом маньчжуры сожгут острог. И наши не закрепятся на Амуре. Хотя была возможность взять все эти места. С золотом и плодородными землями. А через тридцать лет начнут возвращаться маньчжурские войска, усиленные китайскими полками. И давить русских, везде, где найдут. Вот такая, понимаешь сказка. Хочешь, верь, хочешь, поверь, – усмехнулся Литвинов и осушил кубок.

– Да уж сказочка… Теперь и я, наверное, как в зад, ужаленный елозить начну. Вот что ты за человек, Александр? – Афанасий горестно вздохнул и сев на стул опрокинул в себя вино, – то камень подсунешь, что спать невозможно, то злата навалишь, что, покоя нету, а теперь вот сказку рассказал. То мне забот с поляками и шведами мало, а теперь вот это. И ведь не рассказать царю нельзя, и рассказывать боязно. А вдруг что не так. И как быть?

– Это, как бы, не твоя обязанность, а Сибирского приказа дела. И тебя к этому делу не припрягут. Так что мне думается рассказать надо. Но не сейчас. А после того как возьмем Динамбург. Тебя может, наградят чем, и глядишь, приблизит к себе Царь-батюшка. Как бы то ни было доверять будут больше. Вот тогда и можно сказочку поведать. Мол, был казак, рассказал на смертном одре про серебро и золото забайкальское. Ну, или еще чего придумать. Как тебе такой план?

– Во грех вводишь, Александр. Хуже змея-искусителя, вот ей Богу! – Афанасий перекрестился, – ну да ладно. Подумаю, что и как. Давай доедим, что ли…

Литвинов сел, и стал подбирать хлебные кусочки от «китайской стены», закидывая их в рот.

Смотря на это Ордин поперхнулся.

– Вот, что дорогой мой человек. Сейчас, опосля трапезы, ты мне зарисуешь все эти художества чернилами на бумаге, да по подробнее. А то, это так не пойдет, как шустро стену склевал… Ети твою, понимаешь.

– Сам же сказал, – «Давай доедим», – засмеялся Литвинов.

Александр встал из-за стола и замер.

– Вот голова дырявая, чуть не забыл. Афанасий Лаврентьевич, ты мне русской одежды зимней не найдешь на четырех человек. Мне моим товарищам и Брандту. Я ж для этого как раз двух драгун отобрал, чтоб они размером с моих друзей были. А то приедем к тебе в войско во всем немецком, и слухи поползут раньше времени. Сюда то понятно – послы всякие наезжают и все такое. А в войске, когда мои товарищи будут готовить нашу хитрость, нам бы лучше не выделяться.

– Ну, четыре зипуна с колпаками то мы найдем, не сумлевайся, – Ордин, собрался уже крикнуть Емелина, но его прервал Литвинов.

– И еще одно. Я тут понимаешь стараюсь, с немцами вот договорился, и ворота города мы обязательно вскроем, но и ты о своем обещании не забудь.

– Это что я обещал, – настороженно спросил воевода.

– Как Иисус в Иерусалим, в Динамбург на осле въехать, если все получится! – не дожидаясь, пока опешивший Ордин-Нащокин придёт в себя, Литвинов выскочил за дверь.

– Егорка, подь сюды, – раздался рев из покинутой Александром комнаты.

* * *

Равномерный скрип такелажа. Почти неслышимый шепот теплого ветра в канатах. И все эти звуки столь привычные, что воспринимаются как тишина.

Молодой человек сидел на фор-марса-рее, придерживаясь правой рукой за фок мачту. Сверху лениво плескался полосатый красно белый курляндский вымпел, под ногами упруго пружинил фор марсель – второй снизу парус на фок мачте, внизу, на расстоянии 30 метров, была кажущаяся с высоты двенадцатиэтажного дома очень узкой, палуба. А вокруг был океан. И небо над океаном. Темно голубое, над пронзительно синим.

«Сколько раз уже смотрю, а никак не могу привыкнуть к тому как завораживает это величие» – мысли текли равномерно и не спешно. В полной гармонии с открывавшимся видом.

«Где-то там слева по борту вчера остались Геркулесовы столбы, а сейчас уже проходим Африку. И будем идти вдоль ее берега с месяц. Мда… неспешно в этом веке все происходит. Но какое-то здесь все настоящее. Вещи, сделанные руками мастеров, без рекламы, бутафории и ненужной мишуры. Крепкие, добротные… настоящие. И люди такие же. Настоящие», – Кирилл вздохнул.