– Резоны конечно есть в этом. Надобно в Стекольну человека ловкого с купцами заслать срочно. Ну да это не твоя забота. Твоего войска на Динамбург то хватит?
– Александр заверил меня, что немцы динамбургские сопротивляться при штурме не будут, и перейдут под руку царя русского. Только хотят они веры своей, и сохранения названия города и магдебургского права в управлении. Ну а с поляками, что стены охраняют, мы с Божьей помощью справимся.
Шахматисты дружно перекрестились.
– Кто он таков, Александр этот? – царь взял рубин и положил на шахматную доску.
– Рижские купцы с торговыми людьми герцога сильно не дружат. Вот я и послал в Митаву одного нашего псковского гостя разузнать про товары курляндские и заодно проведать, что там и как. Отдельно наказал, про Сашку все, что можно узнать. Только не вернулся он пока. От себя сказать могу, что не немец он вовсе. По тому как, ежели бы немец столько выпил, сколько мы с ним приняли в первую встречу, то помер бы прямо за столом, а мы с ним еще «Черного ворона», чуть ли не до утра горланили. Прости Господи, за грехи мои тяжкие.
Собеседники снова перекрестились.
– И знает он разного много. Про торговлю голландцев в Китае, и о том, что там, в этом самом Китае, правящая династия сменилась, но не устоялась, про то откуда именно хан Батый пришел, про море Байкал знает. А вот откуда все это ведает, о чем простым людям знать не должно, молчит, или отнекивается. Однако крещен, и крестик на нем православный. Но сдается мне, раз герцог Яков приблизил его, и сделал советником своим тайным, значит доверяет. И в охрану ему целого лейтенанта определил.
– Да уж… Интересно мы с тобой, Афанасий Лаврентьевич, пешками подвигали, – царь аккуратно повернул рубин на доске, – много, говоришь, знает. А в шахматы играет? А то я бы тоже поговорил, с человеком знающим. Посольство то наше, со стольником Байковым, уже почитай три месяца в этот Китай идет, а там такая замятня. Как бы не случилось разору, делу столь важному. Или погодить все же до вестей из Стекольны? А то окажется все звоном пустым. Ты, уж тогда не серчай, Афанасий, выпорю тебя прилюдно.
– Государь, был бы я в сомнениях, не предстал бы пред твои очи. Верю я ему. А прав он или нет, по крайней мере со шведами, мы узнаем через время недалекое. А пока мне Динамбург взять надобно.
– Хорошо, воевода, – царь встал, и подал руку для поцелуя, – возьмешь город, приезжай, еще в шахматы поиграем.
Январь 1655
– Ну как? – Мусаев посмотрел в глаза подошедшего Литвинова.
– Согласился. Попросил за женой с дочкой присмотреть… Апосля. Марфа и Ульяна. В псковском посаде изба Глеба Посохи, на озерном конце. Как-то все это…
– Не терзайся. Его даже у нас бы вряд ли вытянули. Слишком все запущенно. Так что вкачу ему антибиотик и завтра-послезавтра ему полегчает, до состояния вразумительной деятельности. А перед самым делом еще и кофеина вколю. Для общей стимуляции. При штурме, по любому, как минимум, человек сто погибнет. Просто Глеб будет знать точно, а остальные нет, – как смог успокоил своего друга медик.
– Да всё Володя я понимаю, но тошно на душе. Первый раз человека на смерть отправляю, – Литвинов старший внутренне собрался, – ладно, сначала дело, а терзаниями после победы займемся. Пойду доложусь начальству.
Короткий зимний день уже прошел свою половину. Корчмарь задумчиво смотрел в зал. Кроме недавно пришедшего со своего хутора соседа – бондаря по кличке Кадушка никого не было. Ожидался где-то через час пьянчуга золотарь.
Во дворе раздался шум. Лай и практически сразу последовавший визг собаки. Открылась дверь и шумно ввалилась группа вооруженных людей. Первый из вошедших выхватил саблю и приставив к горлу корчмарю что-то спросил.
Кадушка, который понимал русский, помог своему другу:
– Пан спрашивает – где немой слуга.
– На конюшне, – еле выдавил Ян – корчмарь.
Двое из вошедших кинулись во двор. Русский снова что-то заговорил.
– Пан говорит первач давай, – снова перевел бондарь.
Привычным движением Ян достал штоф и налил в стакан самогон.
Русский убрал саблю, хекнул, и выпил. Затем посмотрел на Кадушку и разразился целой тирадой.
– Говорит давай три бутылки, и жди гостей. Нагрей бадью воды. Путнику с дороги помыться. Еще сказал, чтобы сидели тихо и никуда не ходили. На дороге и в лесу татары. Кого не поймают – пристрелят.
Забрав три бутылки русские вышли. Сунувшийся к двери корчмарь уже никого не увидел. Но почти сразу во двор въехали воины в красных кафтанах и с пиками наперевес. Они по-хозяйски привязали коней к коновязи и разошлись по двору. Двое встали у ворот.
– Что этот сказал, бадью воды нагреть? – растерянно спросил корчмарь у своего друга.
Литвинов и Ордин-Нащокин стояли невдалеке от бочки золотаря, выбрав место, чтобы запах сносило ветром в сторону. Из бочки кроме звука забиваемых гвоздей слышался нескончаемый поток ругани.
– А силен твой товарищ лаяться. Уже почитай час без перерыва сквернословит.
– Ты Афанасий Лаврентьевич на его месте, тоже, наверное, не молитвы бы читал? – усмехнулся Александр.
Над краем бочки появилась голова Шмидта.