— Ладно! Пускай сосет нашу кровушку, пускай пропадают денежки! Верно ж? — поглядел он на Котовского, ища в его глазах поддержки.
— Да черт с ними! — с легким сердцем ответил Котовский. — Презренный металл. Даже не металл, а бумажки. Зато какой документик!
— Документ — да! Это действительно документ! — Ласточкин взволнованно зашагал по комнате. — Между четырьмя и пятью? Хорошо, приду точно.
— То есть как это придете? — удивился Котовский. — Куда вы придете? Ваше дело — денежки, а приду туда я.
Ласточкин резко остановился. Хитро посмотрел на Котовского и даже погрозил пальцем перед самым его носом:
— Э нет, Григорий Иванович! Договор получу я в собственные руки. А вы в это время…
— Позвольте! — вскипел Котовский. — Как это так вы?
— Потому что, знаете… — Ласточкин замялся, — рисковать вашей головой мы не можем. Она оценена в пятьдесят тысяч и…
Котовский так возмутился, что даже лицо его налилось кровью.
— Так я же договорился, что пришлю этого самого… как его? — Гершку Берковича…
— А Берковича хоть раз когда-нибудь раньше видели в кафе Фанкони? Скупердяя Берковича, которому надо кормить свою мадам и шестерых детей?
Котовский стукнул кулаком по столу:
— Да, черт побери, я придумаю еще что-нибудь! Пойду сейчас в костюмерную оперы и выйду… выйду… попом, ксендзом, раввином, кем угодно…
— Попы, ксендзы и раввины тоже по ресторанам не ходят, — спокойно возразил Ласточкин. И вдруг твердо добавил: — Товарищ Котовский, я прошу вас подчиняться дисциплине: Ревком объявил в Одессе осадное положение.
Котовский еще раз сердито фыркнул и сел.
— Вас я все равно не пущу! Вы руководитель подполья, вы не имеете права идти на риск, — сказал он решительно. — Пусть тогда идет кто-нибудь еще. Можно кого-нибудь из моих хлопцев, можно из Ревкома… Например, Столярова.
— Батенька мой! — обнял его за плечи Ласточкин. — Для меня никакого риска! Я ж чуть ли не ежедневно обедаю и ужинаю или у Фанкони или у Робина. Меня там все официанты знают как облупленного. Непременно я пойду, душа моя, только я. Никто из наших подпольщиков и близко к этому ресторану не подходит… Там полнехонько контрразведчиков и шпионов. А я купец, у меня костюм «бостон» и каракулевая шапка на голове, — Ласточкин тихо засмеялся, — и денежки как раз у меня. Так что все в порядке, дорогой Григорий Иванович.
Он снова обнял за плечи и прижал к своей щуплой, жилистой фигурке огромную, медвежью фигуру Котовского.
— Ах, какой документ, какой документ! Спасибо вам, большое спасибо…
Беззвучно и весело смеясь, Ласточкин отпустил Котовского и сразу же оборвал смех.
— А теперь слушайте мое дело, Григорий Иванович.
Они снова сели за стол, на котором еще стояли пустые чашки из-под кофе. Котовский был мрачен и сердит, Ласточкин — радостен и весел. Ласточкин начал немного лукаво:
— Вот вы, знаменитый бессарабец и чудесный разведчик, которому известны все тайны мира, но одной истории, уж никак не тайной, так и не знаете.
— Что же это за история такая? — хмуро поинтересовался Котовский.
— История неплохая. Отряда Голубничего, что после петлюровского провала вышел в партизанский рейд, не забыли?
Котовский молча кивнул.
— Так вот этот отряд в своем партизанском рейде по селам западной части Одесщины, в междуречье Буга и Днестра, сильно пополнился за счет беднейшего крестьянства и насчитывает сегодня четыреста штыков, сто семьдесят пять сабель, четыре орудия и тридцать восемь пулеметов.
— Этот отряд, с нашего, конечно, разрешения, наименовал себя теперь частью Первой Южной Красной Армии.
— Ого! — вырвалось у Котовского, и угрюмость слетела с его лица.
— Хорошее название, — широко улыбнулся Котовский. — Здорово придумано! Это вы придумали?
— Не имеет значения. И, как уведомляет штаб, — Ласточкин намеренно произнес полное название: — «Штаб Военно-революционного комитета Одесщины»… — Котовский насторожился, и Ласточкин кивнул: — Да, да, мы создали уже такой штаб действующей армии… Так вот этот отряд вчера вечером, после жестокого боя с румынскими захватчиками и полком добровольческой армии из дивизии Гришина-Алмазова, занял город Тирасполь на Днестре…
Котовский подскочил на месте.
— Иван Федорович! — вскрикнул он. — Начинаете восстание?
Ласточкин погрозил пальцем и хитро прищурился — точь-в-точь как Котовский, когда тот интриговал своим документом.