Это услышали пуалю даже в самом дальнем конце двора. Кричала не одна Жанна, девушки-комсомолки кричали вместе с ней.
Жанна опустила вожжи и снова хлестнула лошадей.
Лошади летели карьером, бричка подпрыгивала и чуть не опрокидывалась, все трое — и Жанна и ее подруги — давно уже упали на дно брички, а на улице вслед им все еще трещали пистолетные выстрелы, потом грохнуло несколько винтовок.
За седьмой станцией Фонтана Жанна слегка придержала лошадей и повернула направо, к трамвайной линии на Люстдорф. Теперь к городу надо было добираться в объезд, петляя по предместьям. Но пока успеют снарядить конную погоню, бричка Жанны будет громыхать уже далеко…
Жанна села на козлы, девушки примостились по обе стороны от нее.
Жанна махнула рукой.
— Жаль! Но что поделаешь… — Потом она прибавила: — Товарищ Николай, конечно, будет сердиться, но не уезжать же было просто так… Пусть задумаются, что к чему, подумают над тем, что слышали и видели. Слово напрасно не пропадет, слово останется в душе… Вот только товарищ Николай…
Предчувствуя нагоняй от Ласточкина, Жанна опечалилась.
А Ласточкин в это время уже закончил совещание Иностранной коллегии. Теперь с приближением комендантского часа надо было подумать о ночлеге. Сегодня Ласточкин решил ночевать на Молдаванке, у железнодорожного телеграфиста с Одессы-Товарной.
Но до комендантского часа оставалось минут тридцать, это время можно было использовать. Ласточкину надо было забежать еще на одну явку, последнюю сегодня, на Базарную, 93.
На Базарной, 93, находилась личная явка Ласточкина, и это была особенная явка: здесь Ласточкин ни с кем не встречался — совершенно засекреченная квартира.
В этой конспиративной квартире Ласточкин прятал небольшую записную книжку со страничками, разлинованными, как в приходо-расходной книге. Ласточкин шутя называл свою книжку «гроссбух». Со скрупулезностью скряги бухгалтера он записывал в нее всякий расход из сумм подполья.
Ласточкин отпер дверь своим ключом и тихонько проскользнул в комнатку в конце коридора. В квартире жили люди, которые ничем не были запятнаны перед контрразведкой и не поддерживали никаких подпольных связей.
В своей комнатке Ласточкин разрыл в печке пепел, вынул колосники и достал из-под кирпича заветную книжечку. Потом, плотно закрыв ставни, он зажег коптилку, сел к столу и обмакнул перо в чернила.
На страничке расходов он записал стоимость трамвайных билетов за сегодняшний день, это были копейки; затем, вздохнув и печально покачав головой, четко вывел: «50 000 рублей думскими — за договор директории с французским командованием. Получатель — Ройтман».
Еще раз вздохнул, неодобрительно покачал головой, аккуратно обмакнул перо и перевернул страничку.
На страничке приходов он вписал одну тысячу рублей.
Плательщик — Ройтман, получатель — Ласточкин.
Потом закрыл книжку и спрятал ее на старое место — в печку, под колосники.
Теперь можно было идти на ночлег и что-нибудь перекусить.
Комендантский час, правда, уже начался, но Ласточкин никогда не оставался ночевать в этой квартире: он не хотел рисковать «гроссбухом».
Глава вторая
Миссия Риггса разместилась на Николаевском бульваре, 16.
Американская миссия по количеству своих сотрудников оказалась самой большой среди прочих иностранных миссий в Одессе. Она была значительно больше английской, которая, базируясь на свои военные корабли, стоявшие на рейде, лишь представляла главную миссию англичан, находившуюся в Екатеринодаре, с филиалами в Новороссийске и на Кавказе, и заботилась только о вооружении западно-приморской группы войск добровольческой армии. Американская миссия была больше даже французского консульства, которое, базируясь на свою эскадру на Черном море, было обременено не только хлопотами о снабжении военным снаряжением петлюровских, белопольских и других контрреволюционных войск и вопросами управления на оккупированных приморских территориях, но и обеспечивало тылы пятидесятитысячной десантной франко-греческой армии в Одессе, Севастополе, Херсоне и Николаеве.
Миссия Соединенных Штатов Америки была больше всех других миссий, вместе взятых, несмотря на то, что в это время военное командование США не имело еще в Одессе ни эскадры, ни армии, даже ни одного полисмена для охраны своей собственной миссии.