Рассвет над морем

— Вот, учись, кипяток! — сказал Витеку Ласточкин. — Товарищи! — обратился он ко всем. — Я думаю, что Витек уже понял, в чем его ошибка. На всякий случай мы перебросим его в другую французскую часть, потому что в Сто пятьдесят третьем полку, может быть, его уже взяли на заметку. Но что касается поляков, то найти дорогу к их сердцам ты обязан непременно. Там не все шляхтичи и беляки, там больше обманутых и спровоцированных. Узнай их! Верно, товарищи?

Все согласились.

Витек встал. Лицо его пылало, но он потупил глаза и неожиданно тихо сказал:

— Я оправдаю ваше доверие, товарищи, я возьму себя в руки…

Информация Жака была наиболее значительной. Жак крепко подружился с группой матросов с линкора «Франс»; матросы уже читали и «Коммунист» и листовки. Почва была подготовлена. В одежде французского моряка Жаку удалось пробраться на судно, и в кубрике он провел с матросами беседу. Он раскрывал захватническую политику интервентов, рассказывал о революционном настроении одесского пролетариата, о партии большевиков, красной Москве, борьбе трудящихся России — от Черного и Белого морей до Тихого океана — за освобождение от социального гнета. В результате на судне создан из матросов, объявивших себя большевиками, подпольный военно-революционный комитет во главе с комендором Мишелем. Комитет выделил для связи с одесским революционным подпольем специального товарища, курьера капитана, который ежедневно бывает на берегу.

Выступление Жака было принято с воодушевлением.

Итак, французским матросам была не безразлична судьба русской революции: они плыли в Россию с сердцами, полными протеста и гнева, горевшими желанием бороться вместе с русскими братьями-пролетариями.

С информациями, таким образом, было покончено, и собрание перешло к определению дальнейших задач. Каждый получал различные указания, в зависимости от обстановки, но цель у всех была одна: используя агитационное воздействие большевистских листовок и газет, создать подпольные группы в частях и на кораблях и готовить эти группы как опору для всеобщего восстания. Располагая поддержкой всей солдатской и матросской массы оккупационных войск, можно будет поднять восстание.

Вдруг Ласточкин попросил всех замолчать и прислушался. Механический органчик в зале уже умолк, оттуда лились теперь другие звуки. Это была песня. Ее пели, сидя за столиками, французские матросы и солдаты, посетители кабачка «Открытие Дарданелл». Ласточкин напряженно вслушивался в слова песни. Он почти не знал французского языка.

— Что за черт! Мотив как будто знакомый, а слова…

— Это популярная песенка французских матросов, они ее всюду поют, — сказал Абрам. — Я слышал ее еще в Марселе.

— Я тоже слышал где-то тут, в Одессе, — сказал Ласточкин. — Но слова… какие-то не такие…

Жак улыбнулся.

— Они назвали эту песню «Одесский вальс», только вместо «Море спит в тишине, чуть вздыхая во сне», они поют теперь…

— Верно, верно! — припомнил Ласточкин: — «Ля мэр э куше…» А ну, переведи, Жак…

Жак, смущенно улыбаясь, перевел:

— Они поют: «Реки вин дорогих вечно только для них, горы яств дорогих вечно только для них, и палаты-дворцы тоже только для них. Нужда, горе для нас, слезы тоже для нас, ну, а кровь проливать — это мы, мы опять…»

8

Жанна так и не пришла на летучку коллегии.

Но она не могла прийти по серьезным причинам. Час тому назад вместе с двумя девушками-комсомолками из союза поваров и официантов она подъехала на бричке к казармам Сто семьдесят шестого пехотного полка, расположенным на Среднем Фонтане. Маркитанток сразу пропустили во двор, на плац, и бричку немедленно окружила толпа пуалю.

— Мне рожков! Мне фиников! Папирос! А мне, красотка, нацеди потихоньку стаканчик!

Жанна и обе девушки, улыбаясь всем сразу, отвечая шутками на шутки и безобидной бранью на недвусмысленные заигрывания, еле успевали удовлетворять все требования.

Сегодня они прихватили с собой много соблазнительного товара: сахар-рафинад — десять кусочков на франк, конфеты, черные египетские сигареты, даже «настоящий ямайский» ром. Конфеты, сахар, винные ягоды и другие лакомства — девушки быстро заворачивали в бумагу; с одной стороны бумага была чистая, с другой же была напечатана очередная прокламация. Прокламации были засунуты также в картонки с финиками и в коробочки с монпансье. Тем, кто глотал ром, на закуску подавался кусочек сыра, завернутый в прокламацию.

Офицеры покинули плац и разошлись по своим квартирам; сержанты, брезгая дешевыми лакомствами, собрались группой поодаль, возле крыльца.

За полчаса товар был распродан. Жанна видела, как многие солдаты, покончив с едой, мяли бумагу и бросали прочь, не обратив внимания на то, что было напечатано на обороте. И тогда ее сердце сжималось от огорчения. Но некоторые пуалю замечали на бумажках текст на родном языке, приглядывались и постепенно углублялись в чтение.