Кабачок «Открытие Дарданелл» был специально выделен для деятельности Иностранной коллегии. Тут среди французских моряков сновали мальчики-половые и девушки с улицы; у них всегда был запас и «Коммуниста» на французском языке и французских листовок областкома, всегда могло сорваться с их уст и какое-нибудь вольное словечко.
В подсобном помещении позади кухни, где жарили яичницу, резали колбасу и цедили из бочек сквирское вино, происходили летучки коллегии. Для больших заседаний коллегия собиралась в катакомбах на Куяльнике, у Гали.
Когда Ласточкин, минуя зал, вошел со двора в это помещение, он увидел там Жака, Витека, Алексея, Абрама и Славка.
— А Жанна? — спросил Ласточкин, поздоровавшись.
Жак ответил:
— Жанна либо опоздает, либо совсем не придет. У нее сегодня вечером операция в казармах на Фонтане. Она поехала туда с лавочкой.
Французы с давних пор привыкли к маркитанткам, и коллегия сумела это использовать. В вечерние часы, перед перекличкой, когда солдатам давался час отдыха после муштры, к казармам подъезжала бричка с двумя-тремя девушками в белых халатиках и грудой всяческих излюбленных солдатами лакомств. Они предлагали турецкие рожки, финики в картонках, винные ягоды на веревочке, миндаль в фунтиках, маковки. Французы были охотники до сластей. Девушки торговали также папиросами, табаком, спичками. Можно было угоститься и стаканчиком рома.
— Ладно, — сказал Ласточкин, — начнем без нее. Заведите органчик. Кто первый?
Механический органчик в зале всегда заводили, когда за кухней начиналось совещание.
Первым, как всегда, взял слово нетерпеливый Витек.
Он еще не начал говорить, а глаза его уже засветились, на щеках вспыхнул яркий румянец, и он взъерошил непослушные вихры.
Витек был красив. Вдохновенное лицо, нервные, тонкие и подвижные пальцы музыканта. К его стройной фигуре очень шла студенческая тужурка с голубыми петлицами.
— Товарищи! — горячо начал Витек. — Я заверяю всех и особенно вас, товарищ Николай, что они уже готовы к восстанию! Честное слово!
Все улыбнулись. Пылкого Витека любили, но относились к нему снисходительно. Ласточкин тоже улыбнулся и предупреждающе поднял руки.
— Тихо, тихо, Витек, не горячись! Докладывай спокойно и рассудительно.
Витек снова растрепал вихры и расправил борта тужурки. Докладывать спокойно и рассудительно было выше его сил. Он нашел выход в том, что стал говорить шепотом, хотя с той же горячностью.
— Товарищи! Когда я рассказываю им о том, что происходит здесь, в нашей отчизне, какая роль им досталась — роль палачей рабочих и крестьян, — когда говорю, что они слепое орудие захватчиков-капиталистов и завоевателей-генералов, они плачут, потому что им стыдно, товарищи! Они срывают с себя боевые ордена, швыряют их наземь и клянутся воткнуть штыки в землю. Когда я объясняю им, кто такие большевики, они кричат: «Если это так, то и мы большевики!» Они требуют вести их в бой против собственных офицеров и против белогвардейцев, на помощь красной Москве! Я им не подсказывал, товарищи, но они кричат: «Да здравствует коммуна!», «Да здравствует Третий Коммунистический Интернационал!»
— Стоп! — приказал Ласточкин. — Погоди!
Витек осекся на полуслове, непонимающе посмотрел на сердитое лицо Ласточкина и сел.
Ласточкин сказал сурово:
— Товарищи! Я думаю, мы должны освободить Витека от агитационной работы и вывести из Иностранной коллегии.
— Что? — Витек сорвался с места. Его глаза метали искры.
— Сядь! — сурово приказал Ласточкин. — Во-первых, Витек действует вопреки полученным им указаниям. Призывать к восстанию, когда восстание еще не объявлено, — это значит провоцировать несвоевременный подъем, за которым потом может наступить спад и разочарование.
Витек снова вскочил.
— А если они сами, если они требуют, если…
— Спокойно! — остановил его Ласточкин. — Во-вторых, Витек потерял всякую осторожность подпольщика. Он может провалить все дело пропаганды среди широких… — Ласточкин подчеркнул, — широчайших солдатских масс оккупационной армии. Это не кучка пылких юношей, таких, как он сам. А если среди них есть провокатор? — Ласточкин гневно взглянул на Витека.
— Заверяю вас! — Витек порывисто поднялся, но Жак, сидевший рядом, усадил его на место.
— Какая твоя часть?
— Сто пятьдесят третий пехотный французский полк.
— А в польском легионе?
— Пулеметная рота поручика Думитрашека.
— Каковы твои успехи среди белополяков?
Витек снова вскочил.
— Это шляхта, кулачье! Нельзя обмолвиться ни одним словом о свободе! Это заядлые сепаратисты до мозга костей! Кровожадная белая гвардия! Они ненавидят только Россию, а Украину считают польским владением. Их надо истреблять, склонить на свою сторону невозможно…
— Садись, — сказал Ласточкин. — Решение мы примем в конце. Кто следующий?
Витек умолк. Он теребил волосы, глаза его покраснели, казалось, он вот-вот заплачет.