Рассвет над волнами

Это «в любом случае», произнесенное без какого-либо оттенка, дало Кутяну понять, что он в чем-то ошибся. А Профир упрекал себя в одном: он сохранял слишком большую дистанцию между собой и подчиненным, все время поправлял его, правда без оттенка злости в голосе, но и не давал ему возможности почувствовать удовлетворение от своей работы. Начиная с этого вечера, он решил: что бы ни случилось, он будет оставлять Кутяну за рулем на время «собачьей вахты».

* * *

…Проснувшись, командир увидел Кутяну в рулевой рубке. Слабый свет от лампочки освещал его лицо с прилипшей ко лбу мокрой прядью. Профир вздрогнул, предчувствуя что-то неладное, но Кутяну устало улыбнулся ему.

— Что случилось?

— Ничего особенного, товарищ командир. При проверке буксирного троса я обнаружил, что износился огон, и принял меры, чтобы его немедленно отремонтировать…

Профир, не поверив своим ушам, резко поднялся:

— И вам это удалось?

Сращивание троса на полном ходу, без остановки конвоя, требовало больших усилий, большого умения и ловкости.

— Думаю, что да, товарищ командир. — Голос Кутяну дрогнул.

Первой мыслью Профира было проверить состояние огона, но он остановил себя. Сел на край дивана и спросил:

— И как вы поступили? Докладывайте.

Кутяну сразу осмелел:

— Вахтенным был Саломир. Он доложил, что ему кажется, огон перетерся. Я проверил — матрос был прав: огон истерся на участке около десяти сантиметров. Не очень много, но если вовремя не принять меры… Я доложил о ситуации на ведущий буксир. Оттуда спросили, сколько минут нам потребуется. Я ответил — минут двадцать, и мы в двадцать минут уложились. — Он смотрел на Профира с нескрываемой радостью и в то же время вопросительно.

Профир улыбнулся:

— Вы поступили правильно, товарищ старший лейтенант, но… — Он хотел сказать: «Но почему не разбудили меня?» — однако ничего не сказал, а только добавил: — Надеюсь, на этот раз вы надели рукавицы?

Только сейчас старпом позволил себе расслабиться:

— Конечно, товарищ командир. Видите, ни единой царапины… — Он радовался, как ребенок, который совершил хороший поступок и его заслуженно похвалили.

Непосвященному то, что сделали Кутяну и Саломир, могло показаться чем-то незначительным, рядовым эпизодом. В действительности же это требовало смелости и умения — надо было быстро срастить концы металлических жил в условиях, когда палуба раскачивается под ногами и ты в любую секунду можешь очутиться за бортом.

Старпом проявил инициативу, принял надлежащие меры в непростых обстоятельствах. По собственному опыту Профир знал, что доброе, вовремя сказанное слово значит очень много. Случилось так, что на сращивании троса работали два человека, которые, как ему было известно, недолюбливали друг друга, — Кутяну и Саломир.

На другой день командир собрал весь экипаж и в его присутствии объявил:

— За устранение неисправности буксирного каната объявляю благодарность старшему лейтенанту Кутяну и матросу Саломиру.

Пошел дождь, крупный, частый. Он кончился столь же неожиданно, как и начался. Пронесся несколькими короткими порывами, оставив позади себя белесые клубы тумана. Пока шел дождь, море кипело, будто вода в раскаленном котле, а теперь от него шел пар. Завеса тумана медленно приближалась к кораблю — явление, редко встречающееся в Средиземном море, особенно близ берегов Африки. Видно, осень посылала из Атлантического океана свои приветы — холодные ветры проникли через Гибралтарский пролив в Средиземное море. Вместе с тем туманы были признаком того, что конвой приближается к нулевому, Гринвичскому меридиану. До Гибралтара оставалось около 500 миль. На карте одним движением можно было провести линию до выхода в Атлантический океан, но в действительности конвою предстояло пройти до Гибралтара долгий путь.

Из-за тумана все находились в постоянном напряжении. Ведь неизвестно было, что скрывается за его плотной стеной. В любой момент оттуда могла появиться опасность, и если ее не заметить вовремя, то не избежать беды. Судно, заблудившееся в тумане, было препятствием, которое трудно обойти, особенно при движении в составе конвоя. Самое лучшее в такой обстановке — остановиться и подавать сигналы. Тогда суда, следующие встречным курсом, заметили бы их и приняли необходимые меры предосторожности. Или хотя бы уменьшить скорость. Но они вошли в эту молочно-липкую стену. Сначала «Войникул», затем «Витязул» и последним «Мирча».

* * *

Под вечер с левого борта показались маяки африканского побережья. Однако вскоре они исчезли, закрытые темными облаками, медленно надвигавшимися со стороны Европы. Растратив свою силу где-то в центре континента, дождь превратился теперь в легкий бриз, гнавший перед собой стаю облаков. Мертвая зыбь медленно приподнимала и опускала корабль. Устав после длительного перехода, «Мирча» ждал передышки. Мимо проходило много судов с зажженными огнями: одни шли со стороны океана, другие — на встречу с ним. На барке никто не спал. Предчувствие берега будоражило всех. Но утро не оправдало их ожиданий. Тяжелый серый туман, стелющийся почти по поверхности воды, обволакивал все вокруг.